Все они окружили смеявшегося Кмицица и запели заздравную песню, причем Кокосинский передал Кмицицу кувшин с вином, а Зенд подал ему бокал.
Выпей же с нами, наш хозяин милый, Дай Бог, чтоб с нами пил ты до могилы!..
Кмициц поднял вверх кувшин и воскликнул:
— За здоровье моей возлюбленной!
Товарищи ответили ему на это таким громким «виват», что стекла задрожали в свинцовых рамах.
— Виват! Пройдет время траура, будет свадьба. При этом посыпались со всех сторон вопросы:
— Какова она? Ендрек, очень она хороша? Такая ли, как ты себе представлял? Найдется ли другая такая же в Орше?
— В Орше, — воскликнул Кмициц, — наши девушки годятся только для того, чтобы ими трубы затыкать. Черт побери! Нет другой такой на свете.
— Такой мы тебе и желаем! — ответил Раницкий. — Когда же свадьба?
— Когда окончится траур.
— Глупости все это — какой там траур. Дети ведь не черными рождаются, а белыми.
— Если будет свадьба, то не будет траура! Правда, Ендрек?
— Верно, Ендрек! — закричали все.
— Верно, ваши будущие дети с нетерпением ждут своего появления на земле, — воскликнул Кокосинский.
— Не заставляй их томиться, несчастных!
— Панове, — пропищал Рекуц Лелива, — выпьем на свадьбе на славу!
— Милые мои овечки, — ответил Кмициц, — оставьте меня в покое, или, проще говоря, убирайтесь к черту, дайте мне осмотреться в моем новом доме!
— Успеешь, — ответил Углик, — завтра сделаешь это, а теперь садись скорее за стол, — там остались еще два полных ковша.
— Мы уже без тебя все здесь осмотрели. Твой Любич — золотое дно, — прибавил Раницкий.
— Лошади на конюшне прекрасные: есть пара гусарских, пара жмудских, пара калмыцких, — словом, всего по паре, как глаз во лбу. Остальных мы увидим завтра.
При этом Зенд заржал по-лошадиному, и все удивлялись его способности и смеялись.
— Значит, здесь все в порядке? — спросил обрадованный Кмициц.
— И погреб не дурен, — пропищал Рекуц, — бочонки и заплесневелые бутылки стоят рядами, точно солдаты.
— Ну слава богу! Панове, садитесь за стол.
— За стол, за стол!
Но едва они уселись и наполнили бокалы, как Раницкий опять вскочил:
— Здоровье подкомория Биллевича!
— Болван! — возразил Кмициц. — Кто же пьет за здоровье покойника?
— Болван, — повторили другие, — здоровье хозяина.
— Ваше здоровье!
— Дай Бог, чтобы нам жилось хорошо в этом доме.
Кмициц окинул глазами столовую и на почерневшей от старости стене увидел ряд устремленных на него суровых глаз. Глаза эти смотрели со старых портретов, висевших всего на два аршина от пола, да и сама комната была очень низка. Над портретами висел целый ряд оленьих, лосьих и зубровых голов, украшенных могучими рогами. Некоторые уже почернели, по-видимому, от старости, другие сверкали белизной. Ими были украшены все четыре стены.
— Охота, верно, здесь превосходная, в звере нет недостатка, — заметил Кмициц.