- Это все для барышень с их вкусами, - фыркала Брызла, когда впервые увидела мою задумку. – Не будут мужики есть эту дребедень.
Но, как ни странно, они-то в тот день шли на ура всеми, кто захотел попробовать. С тех самых пор мигом исчезали и они и мои пирожки с разными начинками - с вареным яйцом и луком, картофелем и сыром, свежими фруктами, слегка присевшими на огне с тем же медом, так как сахар был очень дорог, опять же пользовались успехом. Особенно утром вместо хлеба и булок. Но я еще не показывала своих беляшей и пельменей. Для этого надо было рубить мясо, а этого здесь пока не делалось. Эту новинку я оставляла на потом, когда стану поварихой, когда смогу взять на свои изобретения сертификат. Но для этого мне надо было показать себя во всей красе, то есть, чтобы оценили не только в этом трактире, но чтобы слух пошел и дальше. Но тут было два «но». Первое – мне не дадут, потому что я женщина, девчонка совсем, а второе - подумают, что магичка, ведьма. Иначе как объяснить мои знания, как не колдовством. Вот и зажималась я, боялась. Тут как говорится «и хочется и колется». Но пока первый повар не пришел, я потихоньку проталкивала свои идеи.
- Главное не спешить. Потом, сделаю все, что захочу.
Нужно время, чтобы все привыкли ждать от меня каких-то выкрутасов, как говорила злая Брызла. И я держалась исключительно на покровительстве Оксы и на благоволении ко мне Грубеля. Сейчас же он взъелся на меня, но уже скоро остынет. Я уже изучила его характер и знала, что он ко мне нормально относился, несмотря ни на мою молодость, ни на мои странные знания, считая моей девичьей фантазией.
- Она же совсем ребенок, - увещевал он ворчащую Брызлу, когда та придиралась ко мне, обещая пожаловаться Оксе и на него. – Вот откуда у неё тяга ко всему сладкому и вкусному. А я присмотрю, чтобы не пропадали продукты просто так.
В это время он смотрел на неё довольно выразительно и та, смущаясь, уходила и не вертелась под локтем у меня, суя нос, куда не следует. Все мои задумки проходили «на ура», все пользовались успехом. И это было ему в плюс. Я понимала, но молчала.
Вот и сейчас я лепила пирожки с разными начинками и мне помогала одна из девушек, которая изъявила желание поучиться. Я её понимала, сама когда-то начинала с того же – готовила начинки, смотрела как формируются изделия, чем смазываются противни и сами пирожки. А уж про сами начинки я могла рассказать много. И не только она - многие с удивлением ели и хвалили меня за находчивость.
Когда мы всё налепили, то я оставила готовую сдобу под пригляд помощницы, а сама побежала в комнату, посмотреть за Марой и вынести лохань. Зашла на цыпочках и увидела, что девушка спит, укрывшись с головой. Тихонько убрала за ней и вынесла все из комнаты. Вздохнув, решила не будить, пусть отоспится. Видимо эта ночь для неё была слишком трудной. Тут мой взгляд упал на тряпку, которой та вытиралась и увидела следы крови. Ахнув, присела на кровать, зажав её в руках. Что это и как понять, не могла, будить же не решилась. Еле пришла в себя и положила ту на место.
- Ладно, - подумала я. – Потом расскажет, если захочет.
Склонившись над ней, послушала дыхание. Она слегка хрипела, с трудом выдыхая воздух, как при бронхите.
- Может быть заболела?
Посидев немного, прислушиваясь к ней. Она спала. Успокоившись, ушла на кухню. Надо было ставить сдобу в печь. Обязательно последить, чтобы пирожки и ватрушки были красивыми, воздушными. И это самое главное – не передержать, иначе тесто подсохнет и затвердеет.
Кухня уже во всю функционировала – все суетились, громко вскрикивая, даже ругались. Особенно в этом была первой, как всегда, Брызла. Пока не было Грубеля, она распоряжалась всем и всеми – кричала на посудомоек, раздавала юрким мальчишкам тычки, ругалась на помощниц за их медлительность. Носилась из зала в погреб, выносила молочные продукты и формировала заказы в номера постояльцев. У нее была хорошая память, и она практически никогда не забывала, кто что заказал. И если бы не дрянной характер, могла бы стать приличной теткой, хотя хозяйку она устраивала - кроме своего мастерства еще и наушничаньем, новостями с кухни. Это как бы входило в её обязанности. Но интерпретация через свой поганый норов, многим стоила хорошо оплачиваемой работы. Вот поэтому её и боялись и ненавидели.