За завесой не было до и после. Существовало только сейчас. Бесконечное и вечное сейчас в изменчивых волнах безграничной злобы.
В этой злобной черноте светились огоньки: огоньки сознания, притягивавшие тьму. Эти же огоньки вспыхивали, вопили и растворялись от малейшего прикосновения окружавших их сил. Мечты и воспоминания обретали форму и сразу же разрушались возникавшими из небытия когтями и челюстями.
Крик проходил сквозь каждый шёпот ненависти, который когда-либо произносил человеческий рот или мыслил человеческий разум. Он гремел подобно молнии в небесах умирающей цивилизации, которая исчезнет, так и не познав чудо космического полёта. Он ломал каменные руины города культуры, которая обратилась в пыль тысячи лет назад.
Из своего рождения в дыхании и звуке крик стал едкой пустотой, а затем яростью и огнём. Он стал обжигающей памятью, разрывающим шёпотом и кровоточащим пророчеством.
И он стал именем. Именем, которое ничего не значило ни на одном языке, ни одной расы, живой или мёртвой. Именем, обретавшим смысл только в подавленных обрывочных мыслях людей, испускавших последний вздох, в тот драгоценный и ужасающий момент, когда их души оказывались между двумя реальностями.
Именем существа, демона, рождённого из холодного гнева одной вероломной души в одну предательскую секунду. Его имя – само его деяние, первое убийство и последовавший предсмертный хрип.
В вопящем путешествии существа сквозь варп он коснулся разума каждого человека, который когда-либо был и когда-либо будет, от давно умерших до ещё неродившихся. Демона связывала с расой людей такая тесная близость, что каждый мужчина, женщина и ребёнок ощущали его прикосновение – в самих крови и костях – даже если и понятия не имели о его имени.
Миллиарды из них ворочались во сне во всех эпохах человечества, вздрагивая от нежелательного прикосновения варп-существа, рождённого в далёкие туманные времена.
Миллионы из них проснулись и уставились во тьму глиняных хижин, спальных покоев дворцов, многоэтажных комплексов и любого иного из бесчисленных зданий, которые люди построили для себя на миллионе миров и за тысячи лет.
Один из них, спящий на самой Терре, проснулся и потянул руку к оружию.
Её рука дюйм за дюймом скользила по прохладному шёлку, пока не сжала знакомую рукоять из слоновой кости. Что-то механическое звучало в тени её покоев, напоминая урчащую мелодию.
– Не доставайте оружие, – произнёс убийца. – Говорят, вы умная женщина, министр Зу. Надеюсь, нам удастся избежать подобной бессмысленности.
Министр сглотнула комок в горле. Она не выпустила рукоять пистолета. Внезапный ночной пот словно приклеил руку к нему.
Как он попал сюда? Что с охраной? Дворцовая стража ждала внизу, воины были вооружены до зубов и получали щедрую плату, которая исключала возможность подкупа врагами. Где они? И что с её семьёй?
Где проклятые богами сигналы тревоги?
– Встаньте, министр. – Голос был слишком низким и слишком звучным, чтобы принадлежать человеку, и при этом совершенно не передавал человеческих эмоций. Если бы статуи могли разговаривать, они говорили бы голосом этого убийцы. – Вы знаете, что раз я здесь, значит, вы уже мертвы. Сейчас ничто не сможет этого изменить.
Она медленно села, хотя так и не выпустила оружие. – Послушайте, – обратилась она к золотой фигуре в темноте.
– Переговоры также бесполезны, – заверил убийца.
– Но…
– Как и просьбы.
Это зажгло искру в ней. Она почувствовала, как лицо стало жёстче, когда раздражение воспламенило храбрость. – Я не собираюсь просить, – холодно сказала она.
– Тогда приношу извинения. – Фигура не пошевелилась.
– Что с моей охраной?
– Вы знаете, кто я, Койя Зу. Вы можете выбрать, умереть в одиночестве или же сопротивляться неизбежному, и я покину дворец только после того, как убью всех, кто находится в нём.
Мой сын. Мысль поднялась, болезненная, обжигающая и дикая.
– Мой сын, – произнесла она, прежде чем успела остановиться.
– Он в возрасте, пригодном для службы Императору.
Рука Койи Зу дрогнула, и она крепче сжала рукоять пистолета.
– Нет, – сказала она, всеми силами ненавидя себя за дрожь в голосе. – Ему только четыре года. Пожалуйста, нет. Не легионы.
– Он слишком мал для легионов. Есть и другие судьбы, министр.