Она еще шире раскрыла глаза и робко улыбнулась.
- Но с условием, - быстро уточнил он, - Ты должна быть хорошей девочкой, слушаться старших и по первому моему приказу вернуться в родовое гнездышко.
- Слушаю и повинуюсь, мой рыцарь, - она отошла на шаг и сделала глубокий реверанс, пряча в нем радостную улыбку.
- Вот и хорошо. Сейчас я схожу наверх, кое-что возьму там и мы отправимся в дорогу.
- Но ты так и не сказал мне, что мы будем делать?
- Надо объехать всех сильных магов и узнать, кто вступил в союз твоего отца и почему. А главное выяснить настроения кандидатов на место пятого в этом союзе.
- Но ведь единственный кандидат - ты.
- Нет, твой отец немного преувеличил. Есть еще два человека, которые в случае большой нужды могут подойти, а мне не хотелось бы, что бы союз вступил в полную свою силу. Будь добра, приготовь пока лошадей.
Он поднялся по лестнице и прошел в комнату, где выбирал вчера, во что бы по элегантнее одеться. Сегодня она представляла собой такую же печальную картину, что и весь замок, и яркое веселое солнце освещало здесь пыльные зеркала, отвалившуюся от стен резную обшивку, мусор и непонятное обветшавшее тряпье на полу, крысиный помет по углам.
Осторожно перешагивая особенно подозрительные кучи мусора, Лайвен, подошел к стене, на которой была во всей красе развешана коллекция фамильного оружия, теперь правда, несколько запыленная и потерявшая свой блеск. Он тронул пальцами какой-то клинок, потом дунул на него. Под слоем пыли была прочная, надежная, холодно блестящая сталь. Лайвен снял меч со стены, внимательно осмотрел. Это было оружие его далеких прапрадедов, сделанное грубо, но на совесть, и надо думать прослужившее верой и правдой не одному поколению, пока не переменилась тактика ближнего боя и не появились более совершенные клинки. Оно было выковано, как единое целое вместе с рукояткой, обмотанной потом для удобства кожаным ремнем. Его огромное шириной в две ладони лезвие одной своей массой способно было рубить поперек поленья в обхват толщиной. Теперь этот меч годился только для коллекции, потому что какие либо правила фехтования к нему были не применимы. Лайвен, со вздохом, повесил его на место и перешел к следующему экспонату.
Этот клинок еще мог принадлежать его деду, но его отец уже вряд ли пользовался им. Здесь была другая крайность. Рукоятка меча была настоящим произведением ювелирного искусства и не слишком удобна из-за обилия самоцветов. Длиннейшее, почти в рост человека лезвие было всего в три пальца шириной и острое как бритва. Его покрывала тончайшая чеканка с изображением всяческих боевых подвигов - такие мечи за хозяевами носили оруженосцы, а в бою их можно было держать только двумя руками. Это исключало высокую гибкость в обращении, и по этому не было возможности работать кистью.
Выше были развешаны различные переходные экземпляры, и обращать внимание на их волнистые, изогнутые и расщепленные лезвия не имело смысла. Век этих клинков был не долог. Это были скорее экспериментальные образцы, появившееся в период, когда тактика простых прямых рубящих ударов стала отходить в века. Всяческие боевые топоры, богатырские булавы и "утренние звезды" ни когда не привлекали Лайвена, и он лишь бросил мимолетный взгляд в их сторону.
Его меч висел с самого краю. Он был в ножнах и не бросался в глаза необычностью формы или богатством отделки. Лайвен снял его со стены, медленно вытянул клинок из ножен. Он вышел легко, будто не висел в бездействии долгие годы мира, а, по крайней мере, ежедневно обнажался на ратные подвиги, на кровавый пир, достойный доброго клинка.
Лайвен почувствовал прекрасно уравновешенное тяжесть лезвия идеальной ширины, со зловещим кровостоком по всей длине, ощутил, как рукоять сживается с ладонью, будто говоря, что ни какая сила теперь не способна вырвать ее из руки. Отливающая синью сталь, как водится, была закалена в сорока магических настоях, а на самом конце, остром как игла, темнело клеймо Вечности, делавшее метал не подвластным времени и чужой магии. Из украшений на рукоятке имелось только маленькое круглое зеркальце, необычайный по мощности источник магической силы, большая редкость, позволить себе которую может далеко не каждый маг.
Лайвен прицепил ножны к поясу, вложил в них клинок. Потом он выбрал себе крепкий кинжал и изящный охотничий нож для Элии. И, не задерживаясь более, спустился в низ и вышел во двор.
Элия ждала его, держа лошадей под уздцы. Лайвен протянул ей нож.
- Возьми, может пригодиться.
Она вытащила нож из чехла, повертела в руках.
- А там нет случайно хорошей шпаги? - поинтересовалась она, покосившись на его меч.
- Нет, - ответил Лайвен, - А если бы и была, не дал бы. Еще ввяжешься в драку и заколешь кого нибудь.
Она вздохнула, сунула оружие куда-то под плащ и вскочила на свою Птицу.
- Куда мы поедем, мой рыцарь? - осведомилась она с очевидным избытком вежливости в тоне.
- Туда, - Лайвен махнул рукой в сторону глухой задней стены двора. Он тоже взгромоздился на своего коня и с удовольствием отметил, что сегодня у него это вышло гораздо лучше.
- Там обитает один великий волшебник. Я хочу посетить его первым, - он тронул поводья и направился к выходу со двора.
- Ведь это направление на север, - уточнила Элия. - значит "Старый ворон" где-то в той стороне, а ты говорил, что это оплот слуг Тени.
- Все правильно. Именно по этому я и хочу побывать там, в первую очередь.
Они въехали в лес, и под копытами лошадей снова зашуршали опавшая листва и сирая хвоя, покрывающая широкую просеку. Солнечные лучи свободно проходили через почти облетевшие кроны и ложились на осенний лесной ковер яркими шевелящимися в такт ветвям пятнами.
Где-то не вдалеке совсем не по осеннему пытались петь птицы. Временами, налетавший ветерок каждый раз вызывал играющий осенними красками в солнечных лучах листопад. Сегодня этот лес был светел, прекрасен и добр, а сама осень - лучшим временем года.
Лошади шли шагом, и подгонять их не хотелось. Боязно было, что это непрочное очарование исчезнет от громкого топота или случайно оброненного слова, и опять набегут низкие тучи, дунет холодный ветер, зарядит противный скучный дождь, и станет темно, мокро и тоскливо.
Постепенно просека сужалась и становилась все менее ухоженной. Скоро она превратилась в тропу, по которой с трудом могли пройти рядом две лошади. Потом как-то не заметно скрылось солнце. Не за угрюмую дождевую тучу, а всего лишь за легкое облачко, но лес уже перестал быть доброй прекрасной сказкой, теперь в нем можно было разговаривать и скакать рысью.
Лайвен так и поступил. Он сказал Элии, что бы та держалась позади и не отставала, и пустил Крылатого рысью. В таком порядке они ехали долго. Разговаривать было неудобно, но в раздумьях время летело незаметно. Часа через два снова пошел дождь, и пришлось кутаться в плащи с головы до ног. Потом вдоль тропы появился высокий колючий кустарник, хищно тянущий свои ветви к всадникам, норовя разорвать одежду и ранить лошадей. Лайвену пришлось попридержать Крылатого, достать меч и поупражняться в рубящих ударах. Кустарник, впрочем, скоро кончился, и они продолжили путь с прежней скоростью.
Еще через некоторое время лес начал редеть, а потом вдруг перешел в какое-то непонятное болотистое редколесье, где деревья были низкими и корявыми, и стояли далеко друг от друга на редких сухих пяточках, не уживаясь вместе больше чем по два. Неопределенная жижа заливала пространство между пятачками и оставляла сухой только тропу, по которой лошади двигались осторожным шагом, недовольно косясь на своих наездников.
Лайвен повернулся к Элии и сказал:
- Здесь кончились мои земли. Это ничейная полоса, как ты можешь видеть.
- Большая она? - Элия с неодобрением осматривала пейзаж.
- Нет, не очень. Через час уже начнется земля Живущего в тишине.