…Вскоре после выхода в свет журнала со статьей Майкл отправился на Вемут-стрит, к своей матери. Погода стояла чудесная. Отпустив наемный кеб, Майкл с женой часть пути шли пешком.
— Мы недалеко от Бланфор-стрит, — сказал он Саре. — Хотелось бы зайти в книжную лавку старого моего хозяина. Давно не навещал старика.
— Зайдем, — согласилась Сара. — Мосье Рибо мне нравится. Я люблю его: ведь он был так добр к тебе, когда ты мальчиком у него работал.
Одряхлевший Рибо уже не бегал суетливо из лавки в мастерскую, как в былые годы. Он встретил Майкла с Сарой как почетных гостей.
— Добро пожаловать, мистер Фарадей! Спасибо, что не забываете старика. Эй, Джим, — крикнул он в дверь мастерской, — живо два стула сюда для мистера Фарадея и его супруги!
Когда Джим, угловатый подросток с веснушками на руках и на лице, притащил стулья, Фарадей покровительственно потрепал его по плечу.
— Давно ли, кажется, вы сами, мистер Фарадей, были таким? — по-стариковски вздохнул Рибо. — А теперь, говорят, стали уже настоящим ученым.
Майкл не успел ответить на любезность старика. В дверях показался его старый знакомый, мистер Данс, который когда-то помог ему попасть на лекции Дэви. Он сильно постарел, но продолжал интересоваться наукой и по-прежнему часто бывал в Королевском институте.
— Рад случаю поздравить вас, мистер Фарадей, — сказал он. — Ваша последняя статья об электромагнитном движении вызвала много разговоров. Большинство людей науки, с которыми я встречаюсь, считают полученные вами результаты очень важными. Некоторые думают, что вслед за этим будет найден целый ряд новых возможностей превращать электромагнитную силу в движение.
— Они правы, — отозвался Майкл. — Мы стоим у порога еще почти неизвестной области явлений. Скоро она откроется соединенными усилиями ученых.
— От души желаю, мистер Фарадей, чтобы ваша доля в этом деле была велика и почетна, — продолжал мистер Данс. — Скажите, кстати, мой молодой друг, какое недоразумение произошло у вас с доктором Волластоном? Я кое-что слышал об этом.
— Не понимаю вас, сэр. Я не видел доктора Волластона уже несколько месяцев.
— Между тем ходят слухи, что он и его друзья упрекают вас, будто замысел вашего опыта, доказавшего электромагнитное превращение, принадлежит доктору Волластону. Вас винят в том, что вы не называете имя доктора Волластона в своей статье и тем как бы всю заслугу открытия приписываете себе.
— Как! Значит, я украл научную идею у доктора Волластона и выдал ее за свою. Вы это хотите сказать, мистер Данс?
— Так говорят ваши недоброжелатели, мой дорогой Фарадей, а я, как вы хорошо знаете, совсем не принадлежу к их числу. Но я помню вас таким, как вот этот Джим, который теперь вместо вас приносит мне на дом купленные у мосье Рибо книги. И я считаю, что наши многолетние отношения не только дают мне права, но накладывают на меня, как на старшего годами, обязанность предупредить вас о кривотолках, которые порочат ваше доброе имя. Я убежден, что эти слухи лишены основания. Но я слишком хорошо знаю жизнь и людей и предвижу, что вам понадобится много выдержки, настойчивости и самообладания. Не так-то легко победить тайное недоброжелательство, которое окружает человека, как только ему улыбнется успех.
Размеренная и спокойная речь мистера Данса помогла Майклу овладеть собой. Взволнованная Сара смотрела то на мистера Данса, то на своего мужа.
Майкл был бледен. Он взял руку мистера Данса и с чувством пожал ее.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он. — Прощайте! Мне нужно обдумать новость, которую я узнал от вас. Пойдем, Сара. До свиданья, мосье Рибо.
Несколько дней после того Майкл чувствовал себя точно отравленным. Во взглядах людей, с которыми он сталкивался в Королевском институте, ему чудилось насмешливое выражение, как бы говорившее:
«Вот человек, который присвоил себе честь чужого открытия». Наконец похудевший и осунувшийся Фарадей решил объясниться начистоту. Он написал доктору Волластону большое и откровенное письмо. Ответ пришел через два дня. Вот что писал доктор Волластон:
«Сэр! Мне кажется, что вы находитесь в заблуждении, преувеличивая силу моих чувств по поводу тех обстоятельств, о которых вы пишете.
Что касается мнения, которое другие лица могут иметь о ваших поступках, то это дело целиком ваше и меня не касается, и если вы считаете, что не заслужили упрека в недобросовестном пользовании чужими мыслями, то вам, как мне кажется, не следует придавать большого значения всему этому происшествию.
Однако если вы, тем не менее, не отказались от желания иметь беседу со мной и если вам удобно зайти ко мне завтра утром, между 10 и 10,5 часами, то можете быть уверены, что застанете меня дома.
Ваш покорный слуга
У. X. Волластон».
На другое утро Волластон принял Фарадея со свойственной ему изысканной, но высокомерной вежливостью. Майкл изложил ученому секретарю Королевского общества то стечение обстоятельств, по которому имя Волластона не было названо в его статье, и выразил живейшее сожаление об этом.
Волластон поначалу слушал все так, точно принуждал себя из вежливости быть внимательным к неинтересующему его предмету. Но после чистосердечных объяснений Майкла что-то живое и теплое засветилось в глазах неприветливого хозяина.
— Вы имели основания не ссылаться на меня, потому что осуществили не совсем то, о чем я думал. Но будь это иначе, я все равно не придал бы значения этому пустому случаю. Вы хорошо понимаете, что при том положении, какое я занимаю в ученом мире, то обстоятельство, что мое имя названо или не названо в вашей статье, не может ничего убавить или прибавить к моей научной репутации. Это происшествие имеет большое значение для вас. Поднявшиеся толки могут повредить вашей будущности. Вы хорошо сделали, что обратились прямо ко мне. Я приму меры, чтобы прекратить неприятные для вас разговоры.
С этими словами Волластон встал, давая понять, что беседа кончена.
После этого свидания враждебные толки против Фарадея на некоторое время смолкли. Между ним и доктором Волластоном, несмотря на разницу лет, установилось подобие дружбы. Фарадей построил новый миниатюрный и очень изящный прибор для демонстрации электромагнитного вращения и преподнес его Волластону.
Месяца через полтора Фарадею удалось добиться удивительной вещи: свободно подвешенная медная проволока, через которую проходил ток от вольтова столба, принимала относительно магнитных полюсов Земли такое же положение, как и относительно полюсов постоянного магнита, когда его к ней подносили.
Волластон приходил в лабораторию к Фарадею посмотреть на этот эффектный опыт и лестно отозвался о молодом ученом.
Наступивший вскоре 1822 год был одним из самых спокойных в жизни Майкла Фарадея.
Все дневные часы, свободные от обязательных занятий, Фарадей проводил в лаборатории, работая над своим образованием. Ему шел уже тридцать третий год, он успел приобрести имя в ученых кругах, но сознание необходимости учиться в нем не ослабевало.
Дома по вечерам он поздно засиживался за чтением сочинений великих химиков и физиков, делая заметки в записной книжке, а днем старался повторять в лаборатории важнейшие из экспериментов, о которых читал, Майкл с юных лет питал отвращение к полузнанию, А знать для него значило: увидеть, измерить, взвесить. Руководствуясь постоянным стремлением все самому проверить, Фарадей задумал в конце января 1823 года повторить одну из старых химических работ Дэви.
…Вскоре после открытия хлора было установлено, что хлорный газ растворяется в воде. Если такой водный раствор постепенно охлаждать, жидкость начинает постепенно густеть и из нее выпадают хлопья какого-то желтоватого снега. Химики принимали эти хлопья за отвердевший хлор. Однако Дэви еще в 1810 году обнаружил, что это вовсе не чистый хлор, а гидрат хлора, то есть химическое соединение молекул хлора с молекулами воды.