— И сон этот снился вам только один раз? — поинтересовался доктор Дейл.
— Да. Но разве это не глупость какая-то?.. Но что-то в этом все же есть… Утром, после кошмара, я почувствовала себя намного хуже…
Доктор Дейл не спеша поднялся со своего места. Только глаза его сверкали, и я представлял, в каком волнении он на самом деле.
— Думаю, сегодня вечером мы все эти ужасы прекратим, — заверил он Оливию. — У меня есть сонный порошок, который прекратит все кошмары.
Дейл поставил баночку с порошком и стакан с водой на прикроватный столик. Потом, сказав Оливии несколько ободряющих слов, он откланялся и вместе с Джеймсом Ролтоном, доктором Хендерсоном и мною покинул комнату, оставив Вирджинию Ролтон с её сестрой.
Мы вчетвером спустились вниз по лестнице. Молча мы добрались до библиотеки — роскошной комнаты с высокими книжными шкафами, массивным каменным камином и большими окнами. Только там Джеймс Ролтон нарушил тишину, обратившись с вопросом к доктору Дэйлу.
— Итак, доктор, ваше мнение? Это…
— Это вампиризм, — ответил Дэйл. — Господин Ролтон, без сомнения, жизненные силы вашей дочери и её кровь высасывает вампир. Тот же самый, из-за которого погибла ваша жена.
— Аллина — жертва вампира! — воскликнул Джеймс Ролтон. — Боже мой, Дэйл, что же нам делать? Как сможем мы защитить Оливию от этого ужаса?
— Вначале мы должны узнать, кто высасывает её кровь, — заметил Дэйл. — После этого мы будем знать, что делать дальше. Все вампиры, хоть они и могут бродить ночью в поисках новых жертв, от восхода до заката неподвижные и беспомощные лежат в своих гробах. Когда мы узнаем, кто вампир, мы сможем отыскать днем его гроб и положить конец всем этим безобразиям, вбив в сердце твари деревянный кол и отрубив голову. Только тогда эта тварь и в самом деле умрет.
— Но мы же не знаем, кто напал на мою жену и дочь… кто вампир! — вздохнул Ролтон. — Как мы сможем вычислить его?
— Сможем, — заверил доктор Дэйл. — Ночью мы спрячемся в комнате Оливии и подождем, пока вампир не появится. Оливия же, приняв мой снотворный порошок, будет крепко спать и ничего не узнает. Так что, если вампир в эту ночь явится к Оливии, мы будем наготове и разберемся с ним. А если не сумеем, то мы, по крайней мере, будем знать, кто он, и сможем днем отыскать его тело и уничтожить его.
— Доктор Дэйл, я сделаю все, что вы скажете… я буду сторожить ночью вместе с вами! — объявил Джеймс Ролтон. Лицо его было очень бледным, но решительным. — Я полностью полагаюсь на ваши советы, потому как сам я совершенно беспомощен в этом деле.
— Я тоже буду с вами, — вмешался в разговор доктор Хендерсон. — Так что нас будет пятеро, если посчитать молодого Эдварда Хармона, который скоро прибудет.
— Он — жених Оливии? — поинтересовался доктор Дэйл. — Этого должно быть достаточно.
— А теперь приглашаю вас отобедать, — подытожил Ролтон. — И, конечно, мы не станем ничего говорить Оливии, Вирджинии и слугам…
Обед в этот вечер получился не слишком веселым. Устроили его в мрачной столовой Ролтонов. Мы все, кроме Вирджинии Ролтон, которая, судя по всему, еще до конца не пришла в себя после смерти матери, вели себя довольно сдержанно, готовясь к предстоящему ночному бдении.
Еще до обеда доктор Дэйл побеседовал с ней и с Джеймсом Ролтоном, расспрашивая о Мэйсвиле и о его жителях. Я насторожился, когда услышал, что их разговор коснулся Герритта Геисера. Джеймс Ролтон знал его, и Герритт, похоже, нравился ему.
В ответ на вопрос доктора Дэйла, Ролтон сказал, что и представить себе не может, почему Герритт поселился в старом поместье. Тем более что дорогу, ведущую в холмы, давно не использовали, а у Герритта не было машины. Насколько я понял, этот человек нравился и Ролтону, и его покойной жене, и они не раз приглашали его в гости.
Когда стемнело, мы покинули столовую. Вирджиния поднялась к Оливии, а мы отправились в библиотеку. Тут как раз подъехал Эдвард Хармон — высокий, серьезный молодой человек лет тридцати. Очевидно, он очень беспокоился о здоровье Оливии Ролтон и, казалось, был немного разочарован, когда Вирджиния спустилась и сообщила, что Оливия уже спит, выпив снотворного порошка доктора Дэйла.
Мы нервно беседовали о разных пустяках, пока Вирджиния Ролтон не удалилась. Когда она ушла, Эдвард Хармон наконец-то задал доктору Дэйлу вопрос, который давно вертелся у него на языке: