— Да я даже волоска не тронул на ее изящной головке, — язвительно проговорил поджарый жрец напротив Мордекола.
Первые дни Шиндт притворялся спящим, уронив руки на колени и поникнув головой, но на третью ночь все-таки представился, скрепя сердце объявив верность богу-плуту Ранальду. Мордекол тут же возненавидел его, стоило Шиндту слово молвить. Тот относился к типу людей, ворующих пятаки с глаз покойника.
Шиндт покосился на Мордекола сквозь занавес длинных черных волос и сказал:
— А ведь старый волк прав, маленький ты мой могилокопатель. Чем бы она там себе ни занималась, эта эльфийка, ей вовсе не надобно, чтоб ее тревожили такие, как мы.
Мордекол сощурился, но отвечать не стал.
— Она просит о помощи, — сказала высокая бретоннка, которую приковали в задней части костяной клети. Говорила она вежливо, даже учтиво. Она, без сомнения, была очень красива, хотя в глазах Мордекола не шла ни в какое сравнение с эльфийской принцессой. — Узнаю ритм пения, — продолжала бретоннка. — Она призывает диких зверей.
— Хотелось бы мне это увидеть, — сказал друид.
Его глаза светились безумным огнем. Все узники клети подняли головы и посмотрели на него, удивляясь, что тощий босяк наконец заговорил. Мордекола нервировало, как тот повис на костяных жердях клети на полпути к потолку, вцепившись в кривые кости длинными пальцами рук и ног, точно когтями. «Скорее зверь, чем человек», — подумал он. Словно в Старом Свете было мало таких.
Смутившись нежданным вниманием к своей персоне, нечесаный отшельник зашипел как кот и спрыгнул вниз, приземлившись на четвереньки.
— Значит, это существо умеет говорить, — заметил Ольф, подняв кустистые белые брови, затем отвернулся и уставился на горизонт.
Костяная клеть продолжала громыхать по каменистой дороге. Запряженные в ярмо восставшие из мертвых рыцари стонали и лязгали потрепанными доспехами, таща колымагу вперед по острым камням сильванийской дороги.
Глядя на горизонт, Мордекол заметил на востоке скалу Темплхоф, силуэт которой вырисовывался на фоне изливавшегося от Моррслиб болезненного света. Высоко над порченой луной завис ее чистый близнец Маннслиб — всего лишь расплывчатая клякса на мрачных небесах. Последние несколько недель фонарь луны оставался единственным, что прорывало пелену ночи, наглухо окутавшую Сильванию. Для сведущего в предзнаменованиях это было очень плохой приметой.
— Коль скоро это Темплхоф, значит, мы направляемся на север, — заметил Ольф. — Давай плати.
Шиндт сломал осколок кости, которым пытался открыть кандалы, и грязно выругался от досады. Элспет цыкнула на него и сделала знак Шалльи, когда Шиндт отшвырнул пинком две головы из числа тех, что они с Ольфом использовали в качестве импровизированной валюты своих отвратительных азартных игр.
Ольф постучал пальцем по знаку Ульрика, шрамом отпечатавшемуся на лбу, и ухмыльнулся, обнажив большие бурые зубы:
— Волчий нос не проведешь.
— Ага, славно, — добавил Шиндт. — Так, значит, мы едем в Голодный лес. Ужасно рад за всех нас.
— Голодный лес? — напрягся Мордекол. И тут же шумно втянул воздух сквозь зубы: опять открылись рубцы на спине. — Уверен?
— О да, — заверил его Ольф. — Ясно, как ледяной укус зимы.
— Это значит — упыри, — рыкнул сверху друид, показав желтые неровные зубы.
— Угу, — блеклым тоном согласился Шиндт.
— Хуже, чем просто упыри, — заметил Мордекол.
— Есть что-то похуже быть сожранным заживо, а? — переспросил Шиндт, потирая подбородок. — Хм-м-м. Ольф, кажется, у нас нашлась новая игра. Начинаю я. Как насчет быть перемолотым в колбасу и поданным на бретоннском банкете?
Высокая дворянка, прикованная кандалами к потолку клети, метнула на плутовского жреца такой взгляд, что с того сошла самодовольная ухмылка.
— Вы не понимаете! — рявкнул Мордекол.
В его голосе прозвучало нечто, привлекшее внимание всех пленников, кроме эльфийской девы, глаза которой по-прежнему были закрыты.
— Ну же, парень, — подначил его Ольф. — Что так испугало жреца смерти?
— Голодный лес, — мрачно отвечал Мордекол. — Он… изменяет человека.
— Нет, не то! — хитро сказал Шиндт. — Он что-то скрывает. Что-то такое, что имеет отношение к биографии нашего молодого друга или его ордена, готов поспорить. Я прав?