Все неистовей становился воздушный бой орла и варгейстов. Громадная птица наносила удары когтями и клювом, кружила и пикировала, но не могла совладать с двумя варгейстами разом. Куда бы ни приходился орлиный удар, сероватая плоть нежити вновь восстанавливалась, обласканная желчными энергиями нечестивого паланкина. Кровь забрызгала обращенные вверх лица пленников, каждый из которых во время воздушной битвы безмолвно молил о победе орла.
Будто ведомые единым разумом, оба крылатых демона синхронно спикировали вниз, схватили орла и зависли с ним между небом и землей. Парящий реликварий приблизился к ним, пульсирующее красноватое свечение необузданной мощи затопило всех троих.
Орел начал стариться, ужимаясь сам в себя, его плоть и перья убывали, постепенно становясь все тоньше и тоньше. Могучая птица пронзительно вскрикнула, затем как-то глухо каркнула и умолкла. Варгейсты выпустили свою жертву. Мгновение птица летела вниз, бесплотная и непривычная, а потом распалась ворохом иссохших костей.
Одно-единственное длинное золотисто-белое перо полетело вниз по направлению к пленникам и через верхние балки костяной тюрьмы упало на груду расчлененных конечностей так, что никто не мог дотянуться.
Скорбный протяжный вопль эльфийской принцессы был исполнен такого горя, что у Мордекола защипало глаза от слез.
ГОЛОДНЫЙ ЛЕС, ДОЛИНА ТЬМЫ
— Ранальд, возьми этот чертов… Ну… Элспет, надави-ка… Так…
Напротив Мордекола Шиндт победоносно свистнул сквозь зубы. С помощью целительницы Элспет Фарриер жрецу-плуту наконец-то удалось вытащить закованную в кандалы ногу из туго застегнутого высокого сапога. В животе у Мордекола заурчало; он был так голоден, что подумывал над тем, чтобы пожевать кожу башмака с собственной ноги в надежде получить хоть какое-то скудное пропитание. Жестокая ирония сквозила в том, что путь их лежал через Голодный лес с его репутацией запретных пиршеств. Даже деревья походили на старческие тела, обтянутые морщинистой кожей, а их ветви напоминали сухие длинные пальцы. В подстилке под пленниками прямо здесь было столько мяса, протухшего и гнилого… Но все же лучше, чем ничего. В полном распоряжении того, кто отважится попробовать…
Юный жрец содрогнулся и вновь переключил внимание на то, чем были заняты сокамерники. Вытянув ногу как можно дальше, Шиндт шевелил пальцами, показавшимися из дыры в чулке. Лишь только два самых длинных пальца полностью оказались на свободе, он аккуратно опустил ногу в направлении пера. Как ни вытягивался, как ни гримасничал он, но никак не мог преодолеть пары дюймов, оставшихся до вожделенной добычи. Из-под опущенных век Мордекол наблюдал за ним, безмолвно надеясь на то, что жрец Ранальда что-нибудь себе вывихнет в лихорадочных попытках схватить трофей. Шиндт снова вытянулся, лицо у него скривилось от усилий.
Люпио Блазе надул щеки и выдохнул воздух на перо, при этом его усищи затрепетали по обе стороны рта. Сначала ничего не случилось. Затем Элспет сообразила и присоединилась к нему, оба они дули и пыхтели, как обсчитанные полурослики.
В конце концов совместными усилиями им удалось переместить орлиное перо на несколько дюймов ближе к Шиндту. Жрец-плут зажал его между двух пальцев, резко, словно ужаленный, подтянул к себе и уселся, скрестив ноги, совершенно спрятав перо с глаз долой. Варгейст с красным черепом вместо лица пронесся у них над головой, но все же недостаточно близко, чтобы заметить.
— Не получится вызвать орлов только лишь с этим, — прошептал друид.
— Заткнись и смотри, деревенщина, — огрызнулся Шиндт.
— Не деревенщина я, — сказал друид. — Я Бурый.
Шиндт пропустил это мимо ушей и спрятал перо под мышкой так, что полый кончик расположился у рта. С выражением крайнего сосредоточения он закусил кончик пера, сплюнув кусочек — все это время казалось, что голова его просто покачивается в такт движения костяной тюрьмы.
— И… — беззвучно шевельнул губами Шиндт, растягивая слово, когда завершил работу, — любил вашу мать Ранальд.
Плут на миг продемонстрировал на ладони откушенный кончик пера, чем напомнил Мордеколу уличного жулика из Альтдорфа, который показывает штирландскому фермеру выбранную им карту.
— Круто, — пробормотал Мордекол. — Теперь мы можем написать Карлу Францу несколько писем в весьма резких выражениях.
— Нет, жрец смерти, — тихонько проговорил Люпио Блазе, качая головой и предостерегающе подняв указательный палец, — погоди.