Ключ повернулся в замке, оглушительно щелкнула пружина. Дверь, безжалостно скрипя плохо смазанными петлями, отворилась.
Беглая сережка действительно лежала в пяти сантиметрах за порогом. Жанна наклонилась, чтобы поднять злополучный гвоздик, и взгляд ее зацепился за что‑то, блеснувшее тусклым эмалированным боком под низкой, застеленной грубошерстным одеялом кроватью.
Судно. Обыкновенное больничное судно. С казенным черным номером на зеленой эмали.
Жанна быстро окинула взглядом комнату. Небольшая, темноватая. Окна завешаны зелеными шторами, под потолком — белый шар дешевой люстры. Ничего похожего на роскошь гостиной, на изысканный уют ее обиталища. Простой фанерный шкаф, заваленный какими‑то узлами и пакетами, стул, кровать с высокой спинкой.
И запах. Едва ощутимый, но вполне реальный. Запах болезни, разложения, тлена.
«Я не пугаю, я просто предупреждаю».
Стараясь производить как можно меньше шума, Жанна аккуратно закрыла дверь и повернула ключ в замке. На цыпочках вернулась в прихожую, зацепила брелок за клык. Волчьи морды скалились в беззвучной усмешке.
6На Новый год она поехала домой, в Софрино. Теснота и убогость квартиры, в которой прошли первые пятнадцать лет ее жизни, поразили Жанну. Правда, сестра, выйдя замуж, переселилась в соседний подъезд, но все равно постоянно толклась у матери. Четыре человека на две комнаты — это слишком, решила Жанна и, едва придя в себя после новогодней пьянки, отправилась обратно в Москву.
Стояли жуткие, сорокаградусные, как водка, морозы. Дыхание замерзало в сантиметре от губ. Пока добиралась от метро до дома, уши и кончик носа превратились в хрупкие ледышки.
Отмороженные пальцы не слушались Жанну. Ключи два раза вываливались из рук, вставить их в замочную скважину и повернуть казалось непосильной задачей. Наконец, отчаявшись справиться с ключами, Жанна решительно надавила кнопку звонка. Без десяти семь, пора вставать.
Леонид открыл почти сразу же, словно и не спал вовсе. Скорее, только что вышел из душа. Чисто выбрит, черные волосы влажно блестят, благоухает какой‑то туалетной водой. Пушистый банный халат аккуратно запахнут на груди. Жанна ужасно обрадовалась, увидев этот халат. Ей почему‑то почудилось, что в халате Леонид не будет таким холодным и бесстрастным, как обычно.
— Привет, — сказала она, с трудом подавив желание вытянуться на цыпочках и чмокнуть его в щеку. — С Новым годом! Я тебе подарочек привезла.
Подарочек она заготовила еще в середине декабря, но предусмотрительно прятала его у себя в комнате, а уезжая в Софрино, забрала с собой. Ничего особенного — просто красиво упакованный набор для бритья: бритва, пена, гель. Но Леонид, кажется, обрадовался.
— Спасибо, Жанночка. И тебя с Новым годом. Подожди, у меня для тебя тоже кое‑что есть…
Повернулся, достал откуда‑то из‑за спины коробочку. Протянул ей с таким смущенным видом, будто там лежало что‑нибудь из ассортимента магазина «Интим».
Ничего подобного. Серебристый плоский CD‑плеер. Офигенно дорогая штука, Жанна о такой и мечтать не смела..
— Ой, прелесть какая! Леонид, ты лапочка!
Не удержалась, чмокнула все‑таки куда‑то в район подбородка. Он благожелательно улыбнулся и вдруг побледнел.
— Ты что, обморозилась? Ну‑ка, дай посмотреть…
Развернул (довольно бесцеремонно), дотронулся до одного уха, до второго…
— А ну марш в ванную. Быстро, быстро, сапоги потом успеешь снять. Или хочешь без ушей остаться?
Ошеломленная Жанна даже не слишком сопротивлялась. Леонид приволок ее в ванну, открыл горячую воду, сунул под струю руки, а потом схватил за уши. Сначала она вообще ничего не чувствовала, но постепенно обморожение прошло, и боль вцепилась в уши раскаленными щипцами.
— Пусти, — пискнула Жанна, — больно же!