Мокрый с головы до все еще грязных ног подхожу к ящикам, на которых лежит брат. Бью его по щекам, пока он не начинает материться и отбиваться.
– Живой, живой! – повторяю с улыбкой и обнимаю его.
– Мужик, я не голубоватой ориентации, отпусти, пока не задушил! – голос кудрявого слабый, но главное, что он все-таки живой.
Хотя бы его я спас. Не могу подавить улыбку, помогаю ему сесть, хотя он и норовит все сделать сам. Он проверяет свое плечо, я его слегка отмыл от крови и грязи, а то больно уж вонял.
– Слушай, а у тебя с ориентацией точно все нормально? А то, знаешь ли, раздел, помыл, мало ли чего еще сделал, пока я без сознания валялся! Мне даже за невинность свою страшно!
Ох, какой же он все-таки глупый, даю ему подзатыльника, чтобы не молол ерунды.
– За свою невинность можешь не беспокоиться, никому она не нужна, даже по меркам мужиков, ты на рожу страшный коротышка.
– Ага, по меркам мужиков? Все-таки с ориентацией я угадал, то-то ты ни об одной бабе не рассказал!
Что-то мне захотелось, чтобы он снова без сознания полежал. Даже кулак зачесался.
– В отличие от тебя, у меня девушки были, и я от них как идиот не бегал. А не рассказывал я о них, потому что не хотел, чтобы такой сопляк как ты комплексовал.
Подаю ему бутылку с водой и пачку сухарей. Пока что это единственное, что я нашел съедобного, на этом корыте. Он жадно пьет, само собой его мучает жажда. Меня она тоже терзала, но я уже напился человеческой крови. Где-то там вдалеке начинается рассвет, никогда не думал, что он настолько красив в море. Оранжевые лучи окрашивают синее море в новый оттенок, заставляя его блестеть, словно золото. Морской бриз наполняет воздух прохладой и свежими запахами тины и рыбы. Мне даже кажется, что все, что было раньше со мной, не происходило на самом деле, а всего лишь сон. Несомненно, если бы у меня был еще один шанс, еще одна жизнь, я бы провел ее в море, вдали от мира, вдали от людей.
– Брат, – зовет кудрявый, и я отвлекаюсь от глупых мечтаний и созерцания рассвета.
– Наелся? – спрашиваю, и так зная, что нет.
Мы потеряли почти всю мышечную массу, от кудрявого остались только кости, на которых висит кожа. Жалкое и жуткое зрелище, чем-то напоминает фото из концлагерей во времена Второй Мировой. Надо было взять из кухни еще чего-нибудь, но я как-то не подумал.
– Почему ты не пахнешь? – меняет он тему, опуская свои почерневшие ноги за палубу.
– Не пахну? – принюхался, мой запах остался, а вот запаха кудрявого как будто и нет на самом деле.
– Я тоже не чувствую твоего запаха. Наверное, это потому, что я дал тебе свою кровь.
– А, понятно, – вероятно моя догадка дала ему больше ответов на этот вопрос, чем мне.
Кудрявый тоже посмотрел на восход, прищурился как довольный кот и улыбнулся.
– Это означает, что теперь я тоже альфа? – говорит он с улыбкой.
– Не выдумывай! Альфу альфой делает не это, а сама сила желания контролировать своего зверя.
Обнимаю брата, взъерошиваю рукой его мокрые волосы, отросли-то как. Мои, кстати, тоже, не видно почти ничего за ними. Провожу пятерней по голове, убирая их от лица. Брат делает вид, что не замечает лужи крови, разбитые предметы и следы от выстрелов, я за это ему благодарен. Меньше всего мне сейчас хочется говорить о том, сколько я убил и сколько еще приговорю на верную смерть. Корабль большой, торговый, перевозит небольшие грузы в контейнерах, само собой людей здесь было много.
– Где Ен? – наконец спрашивает он, пытаясь скрыть свои чувства за улыбкой.
– Пошли, – беру его под руку, и мы неспешно идем к капитанской рубке.
Спешить все равно больше некуда. Поднимаемся по залитой кровью лестнице, брат не удерживается от комментария, что теперь здесь можно снимать фильм ужасов. Смеюсь над шуткой вместе с ним, хотя на самом деле не смешно ни мне, ни ему. Дверь в рубку отсутствует, я ее выломил, она теперь где-то на дне морском. Внутри бардак, все приборы не работают, из потолка рация торчит. В последней отчаянной попытке они пытались сбежать с судна на шлюпке, как жалкие крысы, оставив нас на дрейфующим в море корабле. Понятное дело – уплыть никто не смог. Мы вошли в каюту капитана, именно там я оставил лежать Ена. Даже сейчас, смотря со стороны, можно подумать, что он просто спит.