Он, кстати, заявился все-таки, вместе с Кириллом, что меня взбесило настолько, что снова применил Волю, заставив их повиноваться, испытывая жуткую боль. Брат говорил, что его дед часто так наказывает в стае. Я же не так часто, исключительно когда очень сильно взбешусь от очередной их глупости.
В этот раз все было по-другому, я разозлился от того, что они такой шумной оравой вторглись на мою территорию в самый неподходящий момент. Еще немного и я бы ее поцеловал, точно бы поцеловал, а может и не только. Возможно, они спасли меня от огромной ошибки, но сейчас я чувствую лишь злость от их поступка. Да еще и Марго, прилетела на всех парах от своей матери, влезла, куда не надо. Потом Кирилл и Ваня еще заплатят за все, за свой визит и особенно за то, что язык за зубами не держат.
Пока что мне было не до этого, уперевшись лбом в дверь спальни, слушал разговор Марго и моей толстушки. У жены Михаила всегда была удивительная способность получать то, что она хочет. Как, например, она захотела, чтобы Дима не ушел в другую стаю, потому и создала новую, используя меня. Женщина подняла шум, наверняка увидев ту же самую жуткую картину синяков и ран на ее теле. Само собой, она и виноватого нашла – меня. Ждал, когда толстушка свалит все на меня, но она меня удивила.
– Он ничего не сделал, – соврала Даша.
Пожалел, что не вижу, с каким выражением она это говорит.
– Правда? – спросила Марго, не веря.
– Правда, – спокойно лжет снова Дашка, пока я ловлю на себе испытывающий взгляд остальных троих.
В их глазах я тварь, что делает женщинам больно. Но я и хочу, чтобы она таким меня считала. Их осуждение заботит меня меньше всего. Но вот то, что она меня защищает, пугает. Эта глупая девчонка влюбилась?
– Хорошо, а теперь расскажи, что случилось, – потребовала Марго, и её удалось получить ответ.
Даша говорила спокойно, толком не объясняя, как оказалась в декабре на улице без денег, мобильного и верхней одежды. Потом она стала говорить о том, что заблудилась, и Марго, наконец, догадалась, что нужно впустить нас в комнату.
Толстушка стояла возле шкафа, теребя рукав длинного несуразного свитера. Она одела его, чтобы никто не заметил ее ран и синяков? Но даже на пальцах были синяки, я не мог понять, откуда они взялись. По привычке прилёг на свою сторону дивана и стал слушать ее рассказ. Она забывалась, сильно нервничала и кусала губы. Руки ее затряслись после того, как она сказала, что кто-то был мертв. Она боялась, по-настоящему боялась, а не врала и не выдумывала. Волк внутри рычал раненным зверем, он хотел ее защитить, хотел сделать счастливой. Я чувствовал его страх, что он боится за нее, и в душе расцветало злорадство с привкусом отвращения. Отвращения к себе самому из-за того, что ее страдания – единственное, что помогает мне отомстить этой твари. Но это продолжалось только мгновение, пока она не закрыла глаза от страха, задрожала всем телом, неожиданное желание защитить и успокоить взяло верх над желанием отомстить. Все это длилось мгновение, во время которого я сорвался с кровати, но так и не подошел к ней. То, что она сказала, изменило все, просто потому, что я ощущал где-то рядом запах Димы.
– Девушка, чьи фотографии повсюду в городе развешаны, Нина Новикова, – проговорила она на одном дыхании.
Вышел из комнаты, чтобы не видеть, как она плачет, и столкнулся возле входной двери с Димой. Даша продолжала говорить и, судя по тому, как дрожал ее голос, плакать. Друг стоял напротив меня, в белой спортивной куртке и джинсах. Мы собирались вчера искать его девушку, но кажется, ее уже нашли за нас. Судя по тому, какими большими глазами он смотрел на закрытую дверь спальни, парень всего лишь не мог поверить ее словам.
«Нашла ее в том чертовом переулке! Не сразу заметила, хотела срезать путь и зашла в тупик. Она была мертва, лежала завернутая в клеёнку», – проговорила она с перепадами в голосе, точно плачет.
– Это неправда, просто не может быть правдой, – прошептал Дима скорее всего сам себе.
– Дим, послушай, – начал было его успокаивать, пока другие расспрашивали нашу толстушку.