Даша сидит на диване, поджав под себя ноги, воткнув мои наушники в музыкальный центр, и слушает мою любимую группу. Закрывает глаза, ее губы шевелятся, так как будто она подпевает песне, но на самом деле не издает и звука. Я сижу на кровати, которую обязательно выброшу, как только ее заключение в моей комнате закончится. Марго каждый день приносит этой болезной какой-то странно пахнущий, чем-то похожим на петрушку, чай. И эта зараза также ежедневно напоказ выливает эту муть на мою кровать, на которой спать отказалась.
– Что это за хрень в кружке? – спрашиваю, выйдя в коридор, после очередной выходки толстухи.
Нет, ну откуда у меня столько терпения? Почему я ее ещё не прибил к чертям? Как у нее получается быть такой… сукой?!
– А что такое? – растерянно хлопает глазами эта подозрительная женщина, пока Кирилл рядышком краснеет как рак.
– Ну? – протягиваю свой вопрос, глядя на него с прищуром.
– Ну что ты на меня так смотришь? Можно подумать, никто из нас не понимает, зачем ты ее рядом с собой держишь в собственной комнате и не оставляешь одну!
Они знают, как сильно зверь боится за нее? Догадались, что даже в этот коридор мне выйти тяжело? Руки дрожат мелкой дрожью, потому я их и прячу в джинсах, сжимая в кулаки. Да, этот план с усилением связывания – не план, а вынужденная мера. Зверь не дает мне отойти от нее, я чувствую жуткую боль, стоит это сделать. Это даже не боль при превращении, скорее та, что была при переходе, что само по себе странно.
– Вот я и постаралась уберечь девочку от нежелательных последствий, – она улыбается так понятливо, что у меня нервно дергается глаз.
– Каких еще последствий? – переспрашиваю, чувствуя, что сейчас сорвусь.
– Чтобы там не говорил о вымирании Михаил, я считаю, что вам еще слишком рано иметь потомство. Вы еще совсем дети.
– Какие еще дети? Какое еще потомство? Вы, о чем подумали? – выдернул руки из карманов, сейчас кого-то даже трясущимися руками задушу.
– Что ты ее того, этого, – с улыбкой щелкнул языком Кирилл и увернулся от моего удара в наглую рожу.
– Вы…
Слов не хватает, чтобы высказать все, что я о них думаю. Сжимаю руки в кулаки, пока те отходят на безопасное расстояние.
– Вы что подумали, что я с ней… Вы в своем уме?! – хватаюсь за голову и понимаю, что, если останусь в коридоре – убью их к чертям.
Потому что этой твари внутри не понравилось, что его пытались лишить чертовых щенят! Господи, как бесит-то! Возвращаюсь в комнату, громко захлопнув дверь перед их носом. Нахожу взглядом то место, где должна быть самая большая моя проблема, но ее там нет. В ванной что ли? В этот раз открываю дверь вместо стука, мне всего лишь надо ее увидеть, срочно, пока я никого не поубивал. Стоит в ванной, почему-то одела мою байку. Стоп, она, что слышала бред Марго? Нервно кусает губы, прячет руки за спиной, в зеркале отражается баллончик с чем-то, зажатый в них. Она что, настолько испугалась? Поверила в бредни этой несносной женщины? Подумаешь, я ее поцеловал, мало ли с кем я целовался! А она тут чуть ли не насильника из меня вообразила, защищаться от меня этой штукой будет что ли?! С другой стороны, может ее теперь, наконец, прорвет, и она перестанет вести себя так по-детски?
– Как мне нравится, что ты молчишь, – довожу ее с насмешкой.
Ожидал, что она, наконец, наорет на меня, ну материться будет, но вместо этого, баллончиком в глаза как брызнет. Глаза горят огнем, рычу от боли, а эта толстуха вытворяет немыслимое! Оказывается, она успела связать канат из белья и моей одежды и привязать его к кровати. Да ей совсем крышу снесло, раз побежала к закрытому окну! Хватаю ее в прыжке и бросаю на кровать, сразу наваливаюсь сверху. Я в бешенстве, зверь в бешенства – наши чувства едины. Убежать, она посмела попробовать убежать! Злость колотится в груди, и я чувствую желание сделать ей больно, наказать. Сложно сказать чьё оно: зверя, моё? Оно настолько сильное, что, сжимая ее испуганное лицо в руках, еле сдерживаюсь, чтобы не сдавить ее черепушку.
– Проси! – кричу на нее в последней осознанной мозгом попытке остановить себя.
В дверь стучат, остальные слышали шум и теперь пытаются выломить дверь. Но это не останавливает моей ярости, продолжаю смотреть в ее глаза, несмотря на боль.