На востоке разгорался свет. Лес звенел голосами птиц. День нес свежесть, горячил кровь. Дубовая поверхность статуи блестела, склоненная голова отбрасывала темную тень на одетую в броню грудь. Шепоток человеческой памяти теплился в самом сердце изваяния.
— Поговори со мной, — торопил я истукана. — Я знаю, ты можешь. Я знаю, кто тебя сделал.
Понемногу деревянная оболочка стала словно бы выцветать, твердое дерево смягчилось. Статуя немного откинулась назад, опустила копье, отодвинула в сторону щит. Лицо повернулось ко мне, нос наморщился над густыми усами, глаза прищурились.
— Где я? — спросил Сегомас.
— Мертв. Мертв и потерян.
— Я так и думал. Мне снилась жизнь, но я не мог выйти из того сна. Я был в жарком месте и яростно сражался. То был хороший день, жестокая битва. Я был одним из тысяч. Помню, я думал: вот Горячие Врата… Но море у нас слева. Помню, как шумел прибой. Помню соленый воздух, тени чаек, прекрасное, яростное, мощное наступление, кулачный бой, столкновение щитов, рубку, запах крови. Помню остекленевшие глаза, что говорят о твоей победе, брызжущий кровью стон последнего, полного страха бешенства, а потом… Меня словно заглатывает, сокрушает: рвутся легкие, болезненное онемение членов, и я уплываю в сон, уплываю во тьму.
И снова деревянные глаза встретили мой взгляд.
— Но почему я потерян?
— На этот вопрос я не знаю ответа. Ты сгинул в Греческой земле. Другие погибли там же, но пришли домой. Ты почему-то нет.
— Я и не знал, что есть такие места, пока не попал туда.
— Не ты один.
— Но где же я? Где мое сердце?
В деревянном голосе на миг прозвучало отчаяние. Запертый в ловушку дух воина, отправившегося в поход на Дельфы, стремился возвратить память, захваченную волей незнакомых ему богов. Он никогда не узнает своей судьбы. Он попал в полосу прилива, не принадлежащую ни суше, ни морю. Там он останется навечно, заносимый илом ничейной земли.
— Помоги мне понять, — шептал скорчившийся воин. — Ты можешь помочь?
— Я верну тебя, если сумею. Не к жизни, не к семье, но верну… верну на нужную переправу в Царство Теней Героев. Но для этого ты должен пойти со мной, подняться на борт Арго.
— Мне уже никогда не жить, — тоскливо проговорил Сегомас.
— Нет. Это время для тебя прошло. Об этом позаботились меч грека и жрец из Греческой земли, что уволок тебя от ворон-собирательниц Морриган и очищающих кости Батааб для службы в своем святилище.
Я достаточно знал Греческую землю, чтобы догадываться, что могло случиться. Останки Сегомаса, скорее всего, спрятали в мрамор. А его выдубленную кожу носил вместо одеяния греческий жрец.
— Мы вернем тебя обратно. Обещаю. И ты пересечешь Нантосвельту, чтобы выбрать себе остров по вкусу. Все, кого ты любишь, будут с тобой — не сразу, но со временем.
— Они отправились с нами? Собирательницы душ, чистильщики костей? Морриган была там? Скальд, плакальщица, была?
— Они были там и сделали все, что могли.
— Тогда почему меня забыли?
— Не знаю, — терпеливо повторил я. — Помоги мне, если согласен, и я помогу тебе вернуться.
Тот осколок разума, что сохранился в Сегомасе, сменил скорбь на изумление.
«Помочь тебе? — казалось, спрашивал он. — Чем я могу тебе помочь?»
На этот вопрос я не знал ответа. Он, похоже, был важен для Арго. Может, Сегомас и не сумеет ничем помочь. Но мне хотелось, чтобы он был с нами, когда мы высадимся на остров Мастера.
Сегомас поднялся. Со скрипом дерева, раскачиваемого ветром. Он отбросил щит и копье. Я отвел его на Арго. Мы опустили для него сходни. Оказавшись на борту, он нашел укромное местечко под палубой, подальше от свирепого изваяния Миеликки, и свернулся там, обхватив грудь руками и склонив голову перед гневным ликом на корме. Он слился с кораблем и только поблескивал — отзвук изобретения, — между тем как сам Арго потускнел от времени, соли и смолы.
Пришла пора снова покинуть Альбу, объять широкий мир. У нас не хватало провизии и гребцов, но река донесет нас до моря, а там, на ласковом теплом юге, мы поймаем сильные ветры, дующие вдоль побережья, и наберем гребцов. Пугало нас только нападение пиратов, грабителей, таившихся в глубоких бухтах в ожидании проходящих купцов.
Но с нами шел маленький кораблик греков, а у греческих моряков острое зрение, они знают опасные места. Первая недоверчивость прошла после торга, и мы собирались отплыть вместе с ними и еще четырьмя судами, дожидавшимися, как нам сказали, в устье пролива на пути к Южному морю, где они загрузятся в порту рыбой, маслом и апельсинами. Сеть торговых путей всегда переплеталась так сложно, что мне недосуг было разбираться в ней. Стало быть, мы двинемся малым флотом, и именно в числе будет наша защита.