Они оказались в зале рисунков. Изображения как будто извивались в бегающих тенях тусклого огня.
— Спасибо тебе за тот прыжок, — сказал Колку. — Я на один прыжок у тебя в долгу.
— Я потребую возврата, не сомневайся, — отозвался младший, задыхаясь, но уже с улыбкой.
Колку оглянулся через плечо в глубину пещеры.
— Дальше я не пойду. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на вечные блуждания. Как Тайрон.
— Согласен. — Кимон уже рассматривал стены. Еще в первый раз он заметил, что каждая ниша в камне посвящена определенному животному. И был уверен, что видел среди них нарисованного вепря.
— Поторапливайся, — сказал Колку. — Что бы ты ни задумал, делай быстро. Наш друг факел выплевывает последние капли.
Кимон держал факел совершенно неподвижно. Сделан он был грубо и давал мало огня, едва разгонял тьму. Мальчик осторожно поворачивался кругом, обводя взглядом картины. Быки, кони, коты, собаки… Последними оказались кабаны, целых три зверя, казалось готовые выпрыгнуть со стены.
Пошарив в поясе, он извлек памятки последнего пиршества: клыки и щетину — и положил их в нишу.
— Ты знаешь, что делаешь? — усомнился Колку.
— Нет, конечно. Но что такое святилище? Место, посвященное обрядам и тайным знаниям жрецов? Или то, чего просит сердце? Урскумуг сказал тогда, что я могу позвать его, если нужно.
— Нам нужно хоть что-то…
Кимон призывал Урскумуга. Он стоял на коленях перед тремя вепрями и напоминал о слове, данном на лунной охоте. У входа в пещеру завывала стая. Несколько хищных морд уже просунулись внутрь, опасливо пробуя порог. Они набирались наглости.
— Урскумуг! — наконец выкрикнул в отчаянии и гневе Кимон.
Факел мигал. Не успел болезненный вскрик мальчика замереть в воздухе, как огонек вспыхнул в последний раз и погас.
И в тот же миг стены вздрогнули. Из глубины послышалось тяжелое дыхание. Хрюканье, ворчание — голос кабана.
Зверь вырвался из тоннеля, отбросив мальчишек в стороны: Кимона к одной стене, Колку — к другой. Щетина на его шкуре была острее клинков и сильно оцарапала подростков. Тяжеловесный зверь пронесся мимо, не замечая их, низко опустив голову.
Стая бежала. Выйдя на площадку, вепрь поднялся на задние ноги и уставился на Укротительницу. Зверь и Хозяйка Зверей обменялись долгими бесстрастными взглядами. Потом — чудо! — Хозяйка Диких Тварей попятилась по скале. Глаза ее горели бессильным гневом. Взметнув космы волос, она вдруг исчезла, и ее стая скрылась в расщелине, ведущей в лес.
Когда Кимон опасливо высунулся из пещеры, Урскумуг повернулся и сверху вниз взглянул на него. На его человеческом лице, гневном и белом как мел, не было видно даже тени узнавания юного корнови.
— Благодарю тебя, — вымолвил Кимон. — Я все еще не верю, что ты услышал мой зов. Но благодарю тебя.
По-прежнему никакого ответа. Урскумуг отвел взгляд, уставился на маленького мертвого кабанчика у выхода. Кимон почувствовал, как сердце понеслось вскачь. Он не знал, чем ответит Урскумуг на убийство своего сородича. Но громадный вепрь опустился на все четыре ноги и пронесся по горелой траве, вспрыгнул на скалу, на то самое место, где еще недавно была Укротительница. Он задрал морду вверх, понюхал воздух и посмотрел вдаль.
Последний долгий взгляд на Кимона — и он умчался в сторону гор.
Под ногами Кимона и Колку, еще не опомнившихся после мгновенного появления и исчезновения древнего духа, лежал разбитый вдребезги сосуд. В прыжке Урскумуг сбил его со стола. Медовое дитя лежало среди осколков: съежившееся тельце, залитое липким густым медом.
— Он нарочно, — тихо сказал Кимон. — Я видел.
— Зачем? Зачем тревожить могилу?
Колку не успел ответить. Из отверстия в стене им ответил другой голос:
— Думаю, это значит, что нам надо взять ее с собой.
Подростки, остолбенев на миг, уставились на видение с ликом, подобным луне, и в темной одежде, облекающей тело. Но одежду они узнали.
— Мерлин? — недоверчиво спросил Кимон. И со вздохом великого облегчения повторил: — Мерлин!
Я их нашел. Живыми. И Кимон так гордился своим самодельным святилищем, что я не стал рассказывать ему, как, поняв, чем он занят, сам во всю глотку окликнул Древнейшего. Боль до сих пор отдавалась во всем теле!
Я отпустил Лунную Грезу.
Кимон ухмыльнулся при виде моего настоящего лица.
— До корабля далеко? — спросил он.
— Далеко. Заверни девочку в мой плащ.
— Девочку? Вот эту? Она же провоняет!