Страх у Юзика считай совсем пропал: не выбросили, не бьют, а хуже не станет. А когда вылез, то и совсем забыл о своем положении. Он уставился на огромную площадь аэродрома, на низкие здания-ангары для самолетов, на какие-то странные мачты, приспособления, фонари. Интереснее всего была огромное строение с продолговатой округлой крышей и такими большими дверями, что у них вместился бы весь дворец господина Загорского. В этом строении, под потолком, помещалась что-то длинное, круглое, вроде огромную сигары. Возле нее, словно муравьи, суетились люди.
— Цеппелин! — сообразил Юзик.
— Пойдем, братец! Услышал он возле себя голос и увидел нового, незнакомого человека, похожего на военного. Летчик — же возились возле своего самолета и не обращаем больше на Юзика никакого внимания.
Было часов шесть утра. Крашеные здания, мачты блестели на утреннем солнышке. А когда Юзик повернулся идти, то чуть не вскрикнул от восторга.
Впереди, километров в шести поднимался город. Белые здания, один другого лучше поднимались вверх, словно наперегонки. Косые лучи солнца сверкали в окнах, сверкали, пылали огнем. Некоторые здания, казалось, не имели никаких стен, а состояли из одних окон. Они уже полностью были охвачены лучистым пожаром. Только многочисленные фабричные трубы чернели в этом свете.
— Ну, пойдем! — повторил провожатый.
Они прошли площадь и вышли на улицу. Тут подошел трамвай. Они сели в него и поехали по широкому зеленому асфальтовому проспекту. Юзик прижался к окну трамвая.
По бокам улицы, среди зелени, раскинулись красивые дома — дачи. Балконы, башни, огромные окна, порою ровные, огороженные крыши, на которых стояли стулья, столы, даже цветы в коробках росли. Вокруг домов — сады с дорожками, цветами, как в имении пана Загорского. Да и вообще все эти дома напоминали панские хоромы. Особенно поражала Юзика то, что их так было много и что за все время не попалось ни одной простой хаты.
«Вишь, сколько панов здесь живет! — думал Юзик. — Почему же это говорили, что господ здесь совсем нет?»
С каждого дома, почему — то одновременно, выходило по несколько человек мужчин и женщин. С веселым гомоном и смехом они или садились в трамвай, или направлялись в сторону.
Юзик с интересом присматривался к этим людям. Одетые они были, на взгляд Юзика, также, как все мужчины в их местности. Может только сам господин Загорский и его дочь одевались лучше.
Но все поведение, все движения этих господ были какие-то непонятные. Юзик знал, что господа держат себя на людях серьезно, солидно, а эти шутили, толкались, как в своем доме.
— Ну, как твои исследования? — спросил один из них своего товарища.
— Все шло хорошо, но в последнюю минуту катализатор забастовал. Видно отравился, чтобы его утки.
— А ты пробовал увеличить вольтаж?
— Поднял до ста тысяч.
— Ну, так увеличить до ста пятидесяти и больше. Чего смотреть?
— А я думаю, не сегодня так завтра будет врыв, — слышался женский голос с другого угла вагона. — дифференциация общества и консолидация пролетарских сил достигли такой степени, что дальше некуда идти. Возьмите вы лейбористов: там, кроме социал-фашистов, собрались и все лорды, капиталисты и другие зубры, которые ранее составляли консервативную партию, а теперь, видите ли, они лейбористы. На другом фланге мы видим единую коммунистическую партию. Середины нет. Классы выкристаллизовались.
Эти ученые разговоры окончательно убедили Юзика, что с ним едут господа. Их даже здесь больше, чем Польше. На пять километров тянулась улица, и везде одни, только панские дачи. Отсюда выходили люди и втискивались в трамвай. Скоро и сидеть было негде, хотя трамвайных вагонов было много и все они ходили по два вместе. А рабочих, крестьян или вообще простых людей так и не видно вовсе. Наверное, дорого нужно платить, если они не едут. Паны — же и денег не платили, а совали какие билеты.
«И почему же это говорили, что у большевиков нет господ?» — ломал голову Юзик.
Даже вагоном управляла молодая красивая барышня. Юзик видел сзади изящную маленькую фигуру молодой девушки с голой шеей и руками, и как-то странно было наблюдать, как эти маленькие нежные ручки смело и твердо управляют машиной, как она ревет, дергается, останавливается и слушает девушку, словно кроткий зверь.
Юзиков провожатый сидел напротив него и бессмысленно смотрел в окно. Но публика все чаще и чаще поглядывала на нашего парня. Босые ноги, длинные, широкие, латанные штаны, такая же рубашка, вислоухая шапка, подвижные глаза и напряженное лицо, — все это не соответствовало общему фону и должно было обращало на себя внимание.