Дед замедлил шаги.
«А что, если зайти? Делать нечего, время есть дверь под самым носом. Скажу, что дело хоть и неточное, но все — таки немного тревожное. Пусть простят, если ничего серьезного нет. Но тогда мое совесть будет спокойна. Не надо будет ломать голову: серьезное дело, или глупость?»
Дед остановился.
А в двадцати шагах от него остановился и Барковский.
Бледный, как смерть, прильнул он к столбу и начал искать в своих карманах папиросы, спички. Делал это так тщательно, что никто не заметил бы, как он ничего не видит, кроме деда.
Дед подошел к часовому, что-то сказал ему и переступил порог…
А Барковский повернулся и, сдерживаясь, чтобы не побежать, поспешно пошел назад…
Через несколько минут в Курычах поступил приказ: сейчас же привести в ГПУ Юзика.
Курычская общественность заволновалась: что такое случилось? Забеспокоился и Юзик: может, его хотят отправить обратно?
Дали ему провожатый, только на этот раз не военного, а одного из своих работников, и через несколько часов Юзик с тревожным сердцем входил в те же двери, в которые входил в первый день своего «прилета» в Страну Советов.
Та самая скамейка, на которой он спал, те самые коридоры и лестницы, по которым его тогда вели, и, наконец, та же комната и тот же дядька, у которого он был.
Еле живой, вошел Юзик в комнату. Смотрит — дядька ласково улыбается, даже шутит:
— Здорово, эмигрант! Опять пришлось увидеться. Ну, как живешь?
Юзик смотрит на него большими глазами и не знает, что думать, что говорить.
— Почему ты так смотришь? — смеется дядька. — Садись, поговорим.
— А… а… вы… нет отправите меня обратно? — промолвил Юзик.
Дядька даже расхохотался.
— Нет, нет! Наоборот. Может даже и отца твоего сюда привезем.
Вошел дед, свободно, спокойно, словно в свою комнату.
— А внук ваш боится, чтобы его не отправили обратно, — обратился к нему мужчина.
— Нет, брат! Если до сих пор не отправили то теперь тем более, — сказал дед. — Возможно, благодаря тебе, мы разоблачили шпиона. А я, глупый, считал, что все это ерунда!
Бедняга и теперь не знал, как далеко он от правды. Он все думал, что будут искать какого-то другого, незнакомого шпиона.
А когда вслед за этим открылась дверь и ввели человека, дед чуть не подпрыгнул на месте.
— Что это значит? Антэк Барковский, да еще, по-видимому, арестованный!
А когда взглянул на него Юзик, то узнал того самого человека, которого встретил на улице…
— Ну, мальчик! Знаешь ли ты этого человека? — сказал дядя. Юзик пристально посмотрел на него. Тот стоял, как загнанный зверь, и смотрел на мальчика такими глазами, словно съесть его хотел.
И по этим глазам Юзик узнал его окончательно.
— Он! Он! — воскликнул мальчик.
— Кто? — спокойна спросил дядя.
— Чесь, Захаров сын, польский офицер, который ударил меня плетью!
— Врешь, щенок! Я тебя никогда не видел! Товарищи! Разве можно основываться на словах ребенка?
— Достаточно! — сурово прервал следователь. — Отведите его!
— Вот тебе и Антэк… — развел руками дед.
Эти скорые события произошли таким образом. Когда дед зашел в ГПУ, стыдливо рассказал о своих сомнениях, то увидел, что тут к его словам отнеслись очень внимательно и серьезно.
Дед подробно рассказал о беседе с «Барковским», о том, что тот тоже знает того Чеся, что он не обратил внимания на слова деда и даже не советовал начинать дело.
Тотчас бросились к «Барковскому», но в управлении его не нашли. Не обнаружили его и в квартире. Соседи сказали, что он только что был и вышел с полчаса назад. В комнате его были раскиданы вещи, порваны и сожжены бумаги.
… Через два часа его поймали за пятнадцать километров на западе от Минска.
Дед же в это время шатался по городу, даже и не думая о том, какой результат могло иметь его заявление. Его отпустили после заявления и просили зайти, когда приедет Юзик.
После всего того, что произошло, доказывать, кем был «Барковский», уже было не надо. Оставалось только выяснить, каким образом произошло это «превращение».
Но пока что это было неизвестно.
Юзик подробно рассказал, что знал об этом деле. Все это записали, поблагодарили и отпустили. С легким сердцем поехали дед с внуком домой.
— Кто бы мог подумать, что выйдет такая история? — удивлялся по дороге дед, — А я с ним еще советовался, что делать по поводу Чеся! Смех да только!