— Сура, — спросил он, — почему ты молчишь?
Она повернула к нему свои усталые глаза, и рука ее потянулась к пиджаку мужа. Слабые пальцы не слушались ее, она пошарила по пуговицам и, тяжело вздохнув, прошептала:
— Застегнись, Шлема… Ты простудишься. И где Наумчик? Возьми его на руки. Он замерзнет здесь!
Пейся, отвернувшись, вытер слезы и принялся осматривать погреб. Какие-то ржавые кастрюльки, черные котелки и пустые рассохшиеся бочки. Никакого толку, хоть бы одна дыня завалялась! «Но почему вдруг дыня? — спросил себя Пейся, облизывая языком губы и вспоминая мамино кисло-сладкое жаркое. — Ох, не скоро еще обед!»
Сема осторожно спустился со ступенек и, переступая через чужие ноги и тела, отвел Пейсю в сторону:
— Что ты здесь ищешь? Клад?
— Нет, просто так.
— А-а, — протянул Сема. — А я думал: ты уже нашел золото. Ты помнишь тот монастырь в городе? Так от него тянется через реку подземный ход как раз до этого погреба.
— Ой ты, выдумщик! — улыбнулся Пейся. — А я говорю только то, что было на самом деле.
— И самовары?
— А как же! Вот возьмем, к примеру, погреб. Мне рассказывали такой случай. Вошла в погреб хорошая девушка взять кастрюлю. Так. Вернулась в дом — бледная, губы синие, дрожит, как лист. Спрашивают: что такое? Молчит. Спрашивают: где кастрюля? Молчит. Спрашивают: что случилось? Молчит. Уже ей в рот засматривали и фельдшера звали, ничего не помогает. Молчит. И так, представь себе, она молчала целый год. И однажды ее опять послали в погреб. Она вернулась, держит в руках ключ и разговаривает. Все что угодно: «здравствуйте, нате, я принесла…» — короче, все слова! Что же ты думаешь? Когда она попала год назад в погреб, ей что-то показалось: тень или призрак, и она потеряла ключ и испугалась еще больше. Она бросилась, начала ковырять землю, и все ногти ее стали черными. Теперь она вошла и вдруг увидела этот самый потерянный ключ, и все прошло. Но ты подумай, — добавил он с горечью, — целый год молчать!
— Замолчи хоть на минуточку! — разозлился на него отец. — Там, кажется, идут…
И опять Сема прополз к дверям, и в погребе перестали дышать, настороженно прислушиваясь и ожидая. Пейся поднял голову. Идут или не идут? Казалось, какой-то черный ужас движется над крышей старого погреба. Но наверху было тихо, только изредка в одиночку и группами проходили солдаты, и сюда доносился их спокойный и четкий, пугающий шаг…
После обеда в столовой остались мужчины. Магнус, расстегнув мундир, обратился к хозяину:
— Вы хотели говорить? Я вас слушаю.
Магазаник встал, медленным шагом подошел к двери и, плотно прикрыв ее, возвратился на свое место:
— Скажет господин Гозман.
Магнус поднял глаза на купца.
— У меня, собственно, два слова, — сказал Гозман, вынимая из кармана бумажник. — Вы говорили, господин Магнус, о твердости, если я не ошибаюсь. Твердость хорошо себя чувствует, если с ней рядом есть оружие. Вот… Я просил бы вас познакомиться с этим. — Он порылся в бумажнике и, достав аккуратно сложенный листок, протянул его офицеру.
Магнус бегло взглянул на записку и, улыбаясь, встал:
— Господа, мои люди действуют. Полагаю, вы догадываетесь, что это значит? Однако… Однако я приму во внимание ваш список.
Офицер поклонился и вышел в отведенную ему комнату. Его ожидал адъютант. При входе Магнуса он вскочил, но офицер недовольно махнул рукой и присел к столу, задумчиво рассматривая коробок спичек.
— Все в порядке? — спросил он наконец.
— Мое мнение…
— Я не спрашиваю, каково ваше мнение, — оборвал его Магнус, — я спрашиваю: что существует независимо от вашего мнения?
— Арестованные внизу, — тихо сказал адъютант, выпрямляясь и обидчиво глядя на офицера.
Магнус лениво поднял указательный палец:
— Одного.
Офицер высыпал на стол спички из коробка и принялся медленно составлять из них какие-то замысловатые фигуры, квадратики и ромбики. Ему опять стало скучно. Солдаты ввели арестованного и удалились. Магнус продолжал возиться со спичками. Адъютант, склонившись, прошептал ему что-то на ухо.
— Хорошо, — кивнул головой офицер и поднял глаза на арестованного: — Я представлял вас куда моложе.
Арестованный молчал.
— Населению предложено выдать большевиков, — сказал Магнус, поправляя спичечный квадратик на столе. — Что вы скажете?