— Так это же населению. — Арестованный пожал плечами. — А при чем тут я?
— Сколько большевиков? Четыре? Пять? Никого?.. Отвечайте.
— Господин офицер, я могу вам сказать, сколько пистонов идет на мужскую союзку или сколько шпилек на подошву. Но об этом я как раз ничего не знаю.
— Фамилии! — приказал Магнус.
— Чего не знаю, того не знаю.
— Вы большевик?
— Я? Что вы! — Арестованный улыбнулся и пригладил усы. — Я просто Лурия.
— Слушайте вы, просто Лурия, — сказал Магнус, закуривая папироску и откидываясь на спинку кресла. — Вы знаете, что такое просто смерть?
— Я не знаю.
— Вы рискуете узнать.
— Я вам скажу, — рассудительно ответил Лурия, — в моем возрасте это уже неопасно. Ну, сколько я могу еще протянуть? Еще два года, еще пять лет. Другое дело — вы. Вы молодой человек, и для вас это-таки вопрос…
— Молчать! — закричал Магнус, ударяя ладонью по столу и смахивая на пол спичечные квадратики, — Что вы еще можете сказать? — тихо спросил он.
— У вас есть дети?
— Это не относится к делу.
— Вы же спросили, что я могу сказать?
— Ну, есть сын, что же дальше?
— Хорошо было б для его здоровья, если б он… — Лурия молча взглянул на офицера, — если б он не был похож на вас.
— Выйдите! — приказал Магнус, обращаясь к адъютанту.
Адъютант пожал плечами и вышел из комнаты.
— Скажите мне, арестованный, вы сошли с ума или вы притворяетесь?
— Избави бог! — возмутился Лурия. — У нас во всем семействе не было ни одного сумасшедшего. Можете спросить у кого угодно.
— Вы понимаете, что речь идет о жизни?
— Господин офицер, — степенно произнес Лурия, — самое большое, что вы в силах сделать, так это убить меня. Да? Так я думаю, что с этим еще можно мириться.
Магнус встал и молча постучал карандашом. Вошел адъютант.
— Убрать! — приказал офицер и, подняв с пола коробок, принялся опять что-то строить из спичек.
— До свидания, — почтительно кланяясь, сказал Лурия и поднял к потолку правую руку: — До свидания — там!
Глаза привыкли к темноте, но тишина давила сверху, как будто она весила сто пудов. Сема просверлил тупым гвоздем в дверце маленький кружочек и припал к нему. Но ничего не было видно, кроме ведра, перевернутого кверху дном.
— Ну что? — нетерпеливо спрашивал Пейся. — Что ты заметил?
— Ничего. Ведро.
— Это ты мне уже говорил.
— Тогда всё.
— А я бы рискнул и выбежал. Так же можно сидеть до пасхи!
— Если б, кроме тебя, здесь никого не было, ты бы мог рисковать.
— А что же делать?
— Что угодно, — пожал плечами Сема. — Можешь спать, можешь молчать, можешь думать.
— Веселый совет! — разозлился Пейся. — А зевать тоже можно?
— Сколько угодно… — любезно согласился Сема и, скатившись по ступенькам, подсел к Шере. — Возьми мой пиджак, — прошептал он смущенно, — здесь очень сыро.
— Ничего, — улыбнулась Шера, — мне уже здесь нравится… Сема, скажи мне… Только ты не обидишься?
Сема удивленно поднял брови:
— Нет.
— Ты боялся, когда попал к этим?
— Нет, — признался Сема, — я бежал.
— А когда стреляли?
— Я бежал. Я перепрыгивал через лужи, с камня на камень и бежал.
— Ой, — вздохнула Шера, — а я так волновалась за тебя! У меня было плохое предчувствие. И я уже хотела стать старше на несколько часов, чтобы узнать, где ты.
Сема протянул руку, и Шера прижала ее к груди под платком. Он внимательно посмотрел на девушку, хотел еще что-то сказать, но в это время тяжело застонала Сура — жена Шлемы. Бабушка встала со своего места и, склонившись над ней, зашептала молитву. Сура продолжала стонать. Бабушка подозвала к себе Шлему и сказала ему на ухо:
— Вода!
Шлема растерянно развел руками, и на глазах его показались слезы. Они бежали по его полным небритым щекам. Он стоял, свесив голову на грудь я беспомощно опустив руки.
— Не будь дураком, — строго сказала бабушка, засучивая рукава. — Значит, так суждено. Освободи место у окошка. Пусть все перейдут на ступеньки. Понял? И ничего им не говори. Скажи, что ей просто плохо. Когда многие знают о родах — матери трудно!
Шлема выполнил приказание. Сема, Доля, дедушка, Пейся и дети поднялись по ступенькам ближе к дверям. Шера с бабушкой остались внизу, возле Суры. Она стонала и плакала.
— Ой, мамочка, я умираю! — твердила она, протягивая вперед руки. — Ой, мамочка, мне конец!
— Не кричи! — рассердилась бабушка. — Попробуй походить. Тебе будет легче. Ну, походи. От окна к стене. Держись за меня.