Сема с удивлением взглянул на улыбающегося матроса и впервые заметил, что передние зубы его похожи на лопаты, а между двумя лопатами большая щель. «Так вот почему он так плюется», — с завистью подумал Сема и присел на стул.
Военный комиссар расположился теперь в доме Магазаника. Синагога была возвращена верующим…
Трофим встал и прикрыл дверь в соседнюю комнату.
— Так вот, — важно сказал матрос, строго и испытующе глядя на Сему: — кто ты есть? Какой над вами колышется вымпел? И в чем вы видите высший смысл?
Сема спокойно молчал. Он привык уже к тому, что матрос говорил очень красиво и очень загадочно, и знал, что после первых десяти — пятнадцати слов Степан Тимофеевич переходил на обыкновенный, всем попятный язык. Но, видно, время еще не наступило, и Полянка продолжал:
— Ты есть, Сема, пролетарская ветвь. Ты, Сема, — сын бесправия!..
Военный комиссар осторожно прервал его:
— Товарищу Полянке поручена работа с молодыми людьми в местечке. Он уже говорил со многими. С тобой решил говорить позлее других. Сам понимаешь почему.
— Да, — согласился Сема, хотя его в действительности обидело, что с ним говорят позже других. — И что же?
— Мы здесь, — заговорил Полянка, — организуем вас на рельсы революции. Сегодня мы впервые будем записывать и, так сказать, формировать боевой отряд коммунистической молодежи. Понял? Явка сюда в семь часов.
— Есть явка сюда в семь часов, — повторил Сема и, повернувшись на каблуках, направился к выходу.
— Постой, — остановил его Трофим. — Ты уже согласен? А зачем? А может быть, это совсем не для тебя?
Сема смущенно молчал. И зачем он поторопился с этим «есть»? Может быть, его нарочно испытывают.
— А вы записаны там? — спросил он Трофима.
— Нет.
— А отец?
— Тоже нет.
— Так вот, — Сема повернулся к матросу, — явки не будет. Я раздумал.
— А не слишком ли быстро? — улыбаясь, спросил Трофим.
«Чего он хочет от меня?» — с тоской подумал Сема, чувствуя, что он попадает в какую-то новую ловушку. И так плохо, и так плохо.
— Ну, слушай, — сказал Трофим, кладя руку на плечо Семы, — это вас записывают в помощники большевиков. Понял? А ты уже давно помощник!
— Правильно, — наконец догадался Сема. — Значит, мне записываться уже не надо.
— Нет, — остановил его Трофим, — как раз тебе и надо. Соберутся такие вот, как ты, помощники, и смотришь — готов отряд.
— И оружие давать будут? — с волнением спросил Сема.
— И оружие.
Обрадованный Сема пошел к дверям, но по пути он вспомнил о чем-то и подошел к комиссару:
— Когда вы мне обещаете папу?
— Не знаю, — пожал плечами Трофим. — Может быть, сегодня, может быть, завтра. Со дня на день.
— Так… — задумчиво сказал Сема. — Хорошо!
Теперь он думал о том, что встретит отца как полагается — вооруженным помощником большевиков. Что бы там бабушка ни говорила, а папа наверняка будет рад!.. Он вышел на улицу и, прогуливаясь, с нетерпением ждал назначенного часа.
Уже стемнело. К дому подошел Антон и, не видя его, пробежал наверх. «Зачем он сюда? — удивился Сема. — Он же старше меня?» За Антоном пришел Бакаляр — холодный сапожник, работающий на деревянных шпильках. «Зачем он сюда?» — опять удивился Сема. Из-за угла показался Пейся в отцовском синем пиджаке, каким-то чудом загнанном наполовину в брюки. Увидев Сему, он остановился.
— Ты что делаешь? — спросил он настороженно.
— Я? Просто так, — ответил Сема. — А ты?
— Тоже просто так.
Они помолчали. Пейся присел на камешек, перелистывая какую-то толстую конторскую книгу.
— Темно, — заметил Сема, — ничего не видно.
— Да, — согласился Пейся и спрятал книгу за пояс.
— Что это за книга? — поинтересовался Сема.
— Так просто.
Они опять помолчали. Сема поправил на плечах шинель и, подняв полы, как это обычно делают военные, поднимаясь по ступенькам, пошел к дому.
— Ты куда? — спросил Пейся, догоняя его.
— По делу! А ты?
— Тоже по делу.
Через пять минут они встретились в одной комнате.
— Ты почему мне сразу не сказал? — прошептал Сема.
— Я забыл.
— Говори, что за книга?
— Тише! Это я записываю всякие истории.
— Ты? — засмеялся Сема. — Интересно! — И, подумав, строго добавил: — Смотри, чтоб про меня ни слова не было. Понял?
— Понял! — повторил Пейся и прижал книгу к себе.
Ровно в семь часов в комнату вошел Полянка.
— Как раз бьют склянки, — строго сказал он и сел за стол. — Антон здесь? — спросил он тоном старого знакомого.