Но здесь он почувствовал, что собственное красноречие заносит его куда-то в сторону, и почёл за благо придержать его. Он закончил своё слово горячей благодарностью всем сотням и тысячам новых, дотоле незнакомых ему друзей.
— Пусть они знают, — сказал он, — что я обладаю не только шахматной памятью, но и памятью сердца. Я с гордостью отвезу эти чудесные подарки на мою южную родину и буду хранить как бесценное воспоминание о нью-йоркских друзьях!
Казалось, овация не закончится никогда. Снова, как в Париже, Пол спасся бегством через чёрный ход.
Вскоре Полу пришлось ещё раз вытерпеть пытку чествованием на званом обеде в Бостоне.
Обед состоялся в бостонском отеле «Ревир» под председательством Оливера Уэнделла Холмса. Тосты говорил судья Шоу, член верховного суда Массачусетса, преподобный Уокер, президент Гарвардского колледжа, судья Спаркс и другие высокоинтеллектуальные джентльмены.
Судья Рассел Лоуэлл прочёл поэму своего сочинения, посвящённую Полу Морфи, победителю Европы.
Спичам не было конца, шахматный клуб «Юнион чесс» преподнёс Полу великолепный серебряный венок и множество подарков от частных лиц. Вообще Бостон не посрамил своей славы «самого интеллигентного города Соединённых Штатов»; отзвуки бостонского триумфа Пола спустя много лет всё ещё доставляли ему неприятности на Юге…
Совершенно выбившийся из сил Пол кое-как забрался в поезд и проснулся лишь подъезжая к Новому Орлеану.
Он смотрел в окно на бесконечные поля хлопчатника и вспоминал события последних дней. Он помнил отчётливо, что делегация нью-йоркских миллионеров предложила ему без обиняков «послать ко всем чертям этот Юг» и устроиться в Нью-Йорке постоянно.
На это он заявил, что никогда не собирался быть профессиональным шахматистом и намерен заниматься адвокатурой у себя на родине. Ему немедленно предложили заниматься адвокатурой в Нью-Йорке, сулили выгоднейшие дела и контракты… а он сел в поезд и уехал домой, никому не сказав ни слова.
И вот она, милая красная земля Луизианы, хлопчатник, чёрные лица негров на перронах и их картавая мягкая речь…
Кто мог сказать, что он поступил неправильно? Мать и Эллен ожидали его в старом доме на Роял-стрит.
Прошло всего два дня в отчем доме, а Пол уже почувствовал, что всё здесь обстоит совсем не так, как ему казалось. Никого не интересовали его драгоценные подарки, часы, серебряный венок и золотая корона, преподнесённая бостонскими поклонниками. Эллен надела корону, повертелась перед зеркалом и пугливо сняла, заслышав шаги матери в коридоре.
Миссис Тельсид вела себя как-то странно: она то плакала, то улыбалась Полу всепрощающей улыбкой.
Он не мог понять этого. Весь мир встречал его как триумфатора, и только здесь, в его доме, с ним обращались точно с каторжником, внезапно получившим президентское помилование.
— В чём дело, мама? — спросил он раздражённо. — Почему вы все смотрите на меня, как на сумасшедшего?
— Сумасшедшего? Тебе это кажется, Пол…
— Хорошо, не на сумасшедшего. Как на виновного. А в чём я виноват, можно узнать?
Миссис Тельсид выдержала долгую паузу.
— Значит, ты ни в чём не виноват, Пол?
— Конечно ни в чём! Разве лишь в том, что стал национальным героем!
— Это-то и плохо, Пол. Ты стал национальным героем Севера, на Юге этого не любят… Безбожный Север осыпал тебя подарками и льстивыми похвалами. А сам ты разве мало нагрешил?
— Чем же я нагрешил, мама?
— Ты гонялся за дешёвой славой, Пол. За дешёвой мирской славой, суетной и тщетной. Ты играл на деньги и выиграл.
— Я не играл на деньги, мама!
— Нет, играл. Джон рассказал мне всё. Разве мало общался ты в Европе с безбожными мужчинами и женщинами? Разве ты не растранжирил наполовину капитал, завещанный тебе отцом?
Пол потупился, как в детстве. Да, он растратил половину полученного наследства, он никогда не умел ни считать деньги, ни зарабатывать их. Но ведь, в конце концов, это его деньги!
Миссис Тельсид, однако, считала по-другому.
— Это были святые деньги, Пол, тебе не следовало их трогать. Но мы согласны забыть обо всём этом, Пол, и никогда не вспоминать… Но забудь и ты! Забудь о безбожном Севере, о грешной Европе, о бренной мирской славе! Открой здесь адвокатскую контору — и свет христов просветит тебя!
— Конечно, мама, мне так и придётся сделать. Ведь денег у меня осталось немного, — криво усмехнулся Пол. — Правда, я надеюсь ещё кое-что заработать шахматами…
— Как? Игрой?..
— Нет, мама, не игрой… Мне предложили вести шахматный отдел в журнале «Атлантик Мансли» за полторы тысячи долларов в год.