Внезапная безумная надежда озарила Пола. А вдруг Аллисон обиделся? Просто обиделся и решил его проучить?..
— А… а что бы вы мне сказали тогда, сэр? — спросил он хрипло. Аллисон уселся в кресле поудобнее.
— Тогда?.. Тогда я сказал бы вам, что не может быть и речи о браке дочери Джеральда Аллисона с юношей без состояния, без происхождения, даже без профессии.
— Я адвокат, сэр! И принадлежу к одной из лучших креольских семей штата!
— Креольских, вы сами это сказали… А о том, что вы адвокат, я слышу впервые. Я полагал, что вы — игрок, игрой добывающий средства к жизни. Я думал, вы получаете ценные подарки, а потом продаёте их, но для моей дочери это не подходит. К счастью, она вполне благоразумная девушка. Она выбросила из головы все ребячества (да, мистер Морфи, именно ребячества!) и приняла предложенного мной кандидата. Это Реджи Эллингтон, сын моего старого друга. Настоящий южный джентльмен, не правда ли?
— Вы принудили Мэй, — в упор сказал Пол.
— О боже! — огорчился Аллисон. — Неужели я похож на тирана? Угодно вам, я позову Мэй, и она сама скажет вам всё это?
Светлые глаза горели жестоким любопытством. Пол вздрогнул, с ним играли, как кошка с мышью.
— Нет, сэр, благодарю вас…
— И вот что ещё, мистер Морфи… — Голос Аллисона стал железным, он вбивал каждое слово, как дюймовый гвоздь. — На вашем месте я бы позабыл дорогу на Лебяжьи Пруды. У вас здесь нет друзей. Всего хорошего!
Пол двинулся к дверям, но безжалостный голос настиг его на полдороге. Он остановился.
— Бросьте всё, уезжайте отсюда! — грубо говорил Аллисон.
«О чём он говорит?» — не сразу понял Пол.
— Вам нечего делать в Луизиане! Уезжайте, пока не поздно, после скажете мне спасибо! Уезжайте на Север!
Пол круто повернулся, алая пелена бешенства вздрагивала и переливалась в глазах. Броситься, убить?.. Он с трудом овладел собой.
— Нет, сэр! Этого не будет, пока я жив!
И он захлопнул за собой дверь.
XVIII
Пол сумел взять себя в руки ещё по дороге. Он спокойно вошёл в дом, пошутил с Эллен и поднялся к себе.
Что ж, ничего нового не случилось. Он давно чувствовал, что Мэй потеряна для него, — теперь это стало фактом. Только гордость болела, саднила, точно свежий ожог. Ему вспомнилось литое, тяжёлое пресс-папье на столе у Аллисона. Углом в висок, насмерть!..
Пол усмехнулся, встал и зашагал по комнате.
Вы слишком кровожадны, мистер Морфи. Слишком кровожадны и слишком впечатлительны. У вас гипертрофирована фантазия. Вам достаточно подумать о чём угодно, и мысль облекается в образы столь яркие, что они действуют, как факты. Это очень помогает вам на шахматной доске, но в жизни это опасно. Вы увидели свою отрезанную голову на полу ливерпульской парикмахерской… Предстоит неприятный разговор с мамой, она всё ещё думает, что мисс Мэй Аллисон мечтает стать женой её сына…
Пол взял книгу, но мысли разлетались, будто испуганные воробьи. Внезапно острый ужас охватил его.
Он останется здесь, в новоорлеанском захолустье, на всю жизнь. Он будет работать, толстеть и стариться, пока не умрёт. Он, Пол Морфи, человек, дышавший воздухом большого мира, познавший свободу и славу, стяжавший восхищение тысяч людей! Он станет маленьким провинциальным адвокатом, растворится незаметно среди сотен таких же маленьких и незаметных…
Но зачем тогда он ездил в Европу, зачем взволновал весь мир? Почему они так несправедливы, почему не воздают ему должного? Он хотел прославить свою родину — разве он виноват в том, что родина раскололась надвое и родная половина не приняла его?
Родная? А как принял бы его Север, согласись он переехать туда? Много ли было настоящих любителей шахмат среди тысяч и тысяч людей, восторженно приветствовавших его в Нью-Йорке и Бостоне? Несколько десятков человек, не более. Все остальные видели в нём лишь хорошую примету, победителя Европы, боевое знамя для завоевания рынков Старого Света. Они готовы были до хрипоты кричать его имя, но что будет, если он поскользнётся, ошибётся, просто начнёт терять свою шахматную силу?..
Пол вздрогнул.
В самом деле, кому в Нью-Йорке нужен он сам, нужен как человек, а не как непобедимый шахматист, ставший национальной гордостью? Никому! Ни единому человеку из этой орущей, аплодирующей толпы. Достаточно ему пошатнуться — и они выкинут его, как выжатый лимон. Нет у него, Пола Морфа, настоящих и бескорыстных друзей…
Пол отшвырнул книгу. Кто-то еле слышно постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул Пол, и в комнату влетела Эллен.
Заливаясь слезами, она повисла у него на шее.