Слава богам, что Эйден планировал простить их.
Я продолжала двигаться мимо железных ограждений, каждое из которых было заполнено десятью или более заключенными, которые выглядели измученными и иссохшими. У пленников были глубокие круги под глазами. Железные прутья истощили их силу и магию, не говоря уже о проклятых наручниках с рунами, обвитых вокруг их запястий, оставлявших на них отметины и медленно истощавших их тела, делая их серыми и бледными.
Мои губы презрительно сжались. Они были связаны и беспомощны, но, возможно, иначе в это было бы неправдоподобно.
Я остановилась как вкопанная, когда дошла до последнего ограждения на краю фургона. Женщина с вьющимися каштановыми волосами и темной кожей сидела в клетке спиной ко мне. Ее окружали ведьмы; лица, которые я знала слишком хорошо. Я нахмурилась и осторожно приблизилась, мой разум повторял «Нет».
Этого не могло быть.
Они сбежали. Они благополучно выбрались из леса во время последнего сбора.
Я обошла железные прутья, сжимая кулаки, чтобы унять легкую дрожь, сотрясавшую мои руки, и одновременно говоря себе, что все будет хорошо. Мне просто мерещилось всякое, я создавала живой кошмар, чтобы помучить себя.
Но когда медовые глаза заглянули между отверстиями клетки и встретились с моими, я поняла, что ошибалась. Это происходило на самом деле.
Эулалия была схвачена.
Я ничего не сказала, не подала никаких признаков узнавания из страха, что кто-нибудь может увидеть. Вместо этого я очистила свое лицо от эмоций и встретила побежденный взгляд мою подругу пустым взглядом, который ничего не выражал. Эулалия ничего не сказала, просто прислонилась спиной к железным прутьям и подняла брови, как бы говоря: Так оно и есть.
Я слишком долго стояла, не находя слов, рискуя привлечь нежелательное внимание. Когда шок, наконец, прошел, я сохранила неподвижность и невозмутимый вид.
Мое доверие к Эйдену медленно угасало. Его план, вероятно, увенчался успехом, но было слишком много возможных осложнений, чтобы рисковать. Кроме того, в последнее время отношения между нами были нестабильными, и что-то глубоко внутри меня кричало не доверять ему. Назовем это интуицией.
Он был бы в ярости, если бы я вмешалась и сама спасла людей, но я должна была сделать то, что было необходимо.
Это была Эулалия. Она не была частью какой-то безумной игры. Она не была пешкой.
И я бы не оставила ее здесь.
Перед уходом я не могла удержаться, чтобы не прошептать обещание, клятву, которую я выполню, чего бы это ни стоило:
— Я все исправлю.
ГЛАВА 31
Я напряженно стояла у входа в Большой Зал, чрезмерно переживая о своем наряде, одежде, которая почти ничего не прикрывала. Эйден снабдил меня совершенно новым нарядом на ночь и послал горничных убедиться, что он должным образом облегает мое тело. Мне хотелось драться, кричать и отказаться носить то чудовище, которым он снабдил меня, но я пообещала ему, что буду подыгрывать.
Это был скандальный наряд, состоящий из почти прозрачной золотистой ткани, которая свисала с моей шеи, выставляя напоказ спину. В вырезе было отверстие, которое широко проходило между моими грудями и доходило до талии, где ткань сходилась и образовывала юбку с двумя большими разрезами, открывающими голые ноги. Эйден также щедро предоставил золотую цепочку для тела, которая свисала, как ожерелье, и спускалась к моему пупку, где разделялась и несколько раз оборачивалась вокруг бедер, отчего мое тело казалось закованным в цепи.
Предположительно, все это было частью шоу для его отца, но я не могла не задаться вопросом, не слишком ли Эйдену нравилась эта ситуация.
Я расправила плечи и вздернула подбородок, не желая позволять себе поддаваться смущению. У меня на уме были более важные дела и впереди была опасная ночь, так что я буду владеть этим нарядом, этим моментом и сыграю свою роль.
Звон столового серебра и разговоры прекратились, когда я вошла в бальный зал и спустилась по лестнице, высоко держа голову, пока осуждающие взгляды провожали мой путь к помосту, наблюдая, как я присоединяюсь к королевской семье за ужином. Я остановилась перед длинным столом и сделала свой лучший реверанс, крепко сжав ноги и согнувшись в коленях, чтобы не показывать больше никаких частей себя.