Гриша еле дождался конца уроков и поспешил снова к Нениле Петровне.
Мать встретила его спокойно:
— Ну вот, была я у Редаля. Сговорились. Он берет тебя на постой.
— У Редаля была? Какой это Редаль? — удивленно вскричал Гриша. — Август? Откуда ж он…
— Погоди. Я говорю про брата Августа Францевича. Он тут слесарем работает.
— Отчего ж мне про него никто не сказал?
— Отцу твоему Август Францевич говорил не один раз. И как разыскать брата своего, на бумажке написал. Ну, куда там! «Я сам работу найду!» Наш батя гордыню с собой бесперечь носит, расстаться с ней никак не может.
— Наш батя правильный человек! Шею-то тоже нечего гнуть! — запальчиво сказал Гриша.
— Скорый ты какой на слова! Ну хорошо — гордыня. Против барина, купца, богатея — это понять можно. А против своего ж рабочего человека к чему? Да погоди ты, скорый! Дай сказать. Редаль-слесарь соглашается взять тебя на зиму к себе. Хороший, видно, человек. Вот только холостой он, живет один, обедов не варит. Не знаю, как быть с этим. Он говорит: «Обойдется».
— Обойдется! Верно он сказал, обойдется! — закричал обрадованный Гриша.
— Ну вот: батя, чистый батя!
С неожиданной лаской она привлекла Гришу к себе, и у него сердце будто захлебнулось горькой радостью: редко мать бывает такой…
— Чистый батя: открыл рот — в другую сторону поворот. Только что сердился, сейчас радуешься.
— Верно, радуюсь! Все Редали — хорошие люди! Помнишь Яна? Я-то его не забыл. Вот это человек!
Он вдруг увидел в глазах матери такую печаль, что сразу замолк. Потом тихо спросил:
— Скажи мне лучше все… беда какая-нибудь у нас дома? Я ж чую.
— Беды особой нет. И радости мало.
— А чего печалишься так?
— С тобой расстаюсь… глупый мой! — Она глянула на часы-ходики, что громко тикали на стене горницы: — Ну, пора нам. Скоро слесарь вернется с работы.
И правда, когда они пришли на квартиру к Редалю — на самый край города, — слесарь был уже дома.
Он оказался совсем еще молодым, с гладко выбритым, не то чтобы очень красивым, но, каким-то ладным лицом, с крутым подбородком, с голубыми упрямыми глазами. Звали его Оттомаром.
Даже имя это понравилось Грише — необыкновенное.
Он огляделся украдкой. Комната была хорошая, большая, чисто выбеленная. Только вот кровать в ней стояла одна.
Оттомар Редаль поймал Гришин взгляд и усмехнулся одними глазами:
— Не бойся. Завтра поставим еще одну кровать.
Слова он выговаривал твердо и не торопясь, будто вглядывался в каждое из них.
— Расходы… — нерешительно проговорила мать.
— Небольшие. Я жду кой-кого… Кровать все равно понадобилась бы.
Он помолчал, поглядел на Шумовых. И будто прочел что-то в лице Гришиной матери.
— О нет. Не беспокойтесь. Я жду товарища — вот ему. Ничего, это будет хороший товарищ. Пока что они вдвоем поспят на одной кровати… Не подеретесь? — спросил он Гришу, снова улыбнувшись одними глазами.
— Вот еще! — сказал Гриша. — С чего нам драться? А кого вы ждете?
— Э, пока это секрет. Или… как правильнее сказать?.. сюрприз. Это будет тебе небольшой сюрприз.
Потом — без перехода — сказал матери:
— Я не курю (у него вышло: «не куру»).
Она махнула рукой: дескать, теперь уж все равно.
— Нет, почему же, — возразил на ее жест Оттомар Редаль: — это вам приятно. А ему — полезно. Накуренная комната — это нездорово для маленького.
— Маленького! — возмутился Гриша. — Это я-то маленький?
— Нет, ты большой. Для большого тоже нездорово. Одним словом, я не курю. — Он задумчиво почесал бровь, посмотрел внимательно на потолок и наконец закончил: — Правда, иногда друзья ко мне приходят… Ну, те курят, прямо-таки дымят, как фабричные трубы. Мы что-нибудь придумаем. Пусть курят в печку. Вон какая печка стоит, открой дверцу и пожалуйста, кури сколько… как правильно сказать?.. сколько влезет!
31
Оставшись наедине с Оттомаром Редалем, Гриша не знал, о чем бы с ним поговорить.
А дядя Оттомар не торопился с разговором. Он прохаживался по комнате, внимательно поглядывал на Гришу, молчал.
— У меня мать красивая? — спросил его Гриша.
— Красивая, — не задумываясь, ответил Оттомар.
— Да она ж не молодая.
— Ну, и что ж? Все равно красивая. Есть старики красивые.
— Мне учитель сказал… Есть у нас такой учитель — Голотский. Я думаю, ему можно верить. Он говорит: «У тебя мать красивая».
— Ну, ты ж сам говоришь: ему можно верить.
— А вот мне самому до сих пор невдомек было.