Человек этот шел не один. За ним шагали еще трое, все в форменных фуражках: чиновники или инженеры.
По мостовой трусцой ехал извозчик. Грузный человек вдруг поднял вверх трость, как жезл.
Извозчик оторопело натянул вожжи, лошаденка его остановилась посреди улицы.
И человек в шинели с голубой подкладкой беспрепятственно прошел со своей свитой через мостовую.
Арямов негромко засмеялся:
— Шут гороховый!
— Кто это?
— Тайный советник Шебеко. Видел у него подкладку на шинели? Такую только тайные советники и носят.
— У нас в первом классе есть Шебеко.
— Возможно, родственник…
— А почему он шут гороховый, этот советник?
— Кто ж его знает. Одни говорят — сызмальства такой, другие — будто это у него от большого чина.
— Ни разу я его не видал.
— Он живет больше в Петербурге, сюда только изредка по делам наезжает.
— А я знаю, почему он в Питере живет.
— Ну-ка?
— Он царю тайные советы дает.
Арямов посмеялся. Посмотрел на Гришу:
— Теперь он в отставке, не у дел.
— А вы сказали: «Приезжает по делам».
— Ну, это, брат, дела особые. Тебе не понять.
— Может, пойму.
— Да как же ты, братец, поймешь, когда я сам их не понимаю?
— Вы все смеетесь надо мной, Федор Иванович.
— Вот чудак! Зачем мне над тобой смеяться? Шебековы дела я и впрямь не совсем понимаю. Какие у него дела? Решил, например, он — да не один, а с компанией — нажить деньги на железистых источниках, что бьют ключами из-под земли где-то в лесу, в нашем уезде. Вода, в которой растворено железо, надо тебе знать, очень полезна для хилых, малокровных. Да эти ключи в народе, говорят, давно известны. Сказки сложены про Железный ручей.
Гришу будто толкнул кто-то. Тайный советник сразу вылетел из головы, помнился только Железный ручей, его как будто отнимали у Гриши безвозвратно. Значит, все правда, о чем говорил Елизар Козлов! Будут железную воду продавать в бутылках по десять копеек.
— Ты что загрустил, мужичок?
И Гриша, сам того не собираясь делать, начал вдруг рассказывать Федору Ивановичу, как он хотел идти в лес искать Железный ручей — вот глупый-то был! Он думал, что ручей этот особенный, от него сгинут черные злодеи, а добрые люди на всем свете станут сильными и смелыми.
— Ну конечно, несмышлен еще был, — смущенно добавил он. — В сказки верил…
Арямов помолчал, будто задумался, потом сказал:
— А я думаю, ты все-таки не этот ручей хотел искать, Григорий Шумов. Не печалься: может, придет время, и найдешь ты свой Железный ручей.
34
Не пора ли и в самом деле забыть Грише Шумову про Железный ручей?
…Школьная жизнь потекла однообразно, день за днем, день за днем.
Учение Грише никогда больших хлопот не приносило: в его дневник опять посыпались пятерки с постоянством, угнетавшим Самуила Персица. В классе опять оказалось два соперника — кандидаты на звание первого ученика. Пока что до сих пор, с прошлого года, считался первым Самуил Персиц.
Гришу, впрочем, это заботило мало.
Но что было удивительно: Стрелецкий перестал к нему придираться.
О, Виктору Аполлоновичу было сейчас не до Шумова.
Уже не только в училище, но и в городе узнали, что надзиратель первым после приезда нового директора вступил в черную сотню — в Союз русского народа.
Город был разноплеменный, в нем жило много латышей, литовцев, поляков, евреев; все они не имели особых причин питать теплые чувства к «обожаемому монарху» (так назвал царя Саношко в своей речи, которую он произнес в начале учебного года, после молебна).
Даже немецкие бароны, гордо считавшие себя верноподданными двух императоров — Николая Второго и Вильгельма Второго, — даже они относились к черной сотне с некоторой брезгливостью. Они хотели, чтобы людей убивали по закону — ведь царские законы давали для этого большой простор. А черносотенцы этого правила не придерживались.
Но вот, ко всеобщему удивлению, в черносотенный Союз русского народа вступил и немец — доктор Рипке, сын пастора, брат той самой барышни, которая выбивала нагайкой глаза безоружным людям.
Оказалось, что доктор Рипке согласен принять православие.
Потом пошли в черную сотню купцы-староверы, лабазники, барышники. Рассказывали, что на собраниях Союза русского народа рядом с действительным статским советником Саношко сидит прасол Лещов.
Из педагогов реального училища в черносотенный союз не вступил никто, если не считать Виктора Аполлоновича.
Но зато приехал новый учитель — черносотенец с громкой славой. Это был преподаватель естествознания, или, как тогда говорили, «естественной истории», со странной фамилией — Ноготь.