«А с другой стороны, почему бы и не написать? — думал Рябцев часа три спустя, уже по дороге в Город. — Понятно, не Лев Толстой… но ведь от души человек старается. Грех такому не помочь!»
Здесь автобус тряхнуло на ухабе, и Рябцев решил, что написать предисловие к «Осмыслению», видимо, все же придется. Вот что значит, интеллигенция! Мягкая, стало быть, душа.
Икнулось ли в этот момент писателю Гулькину, доподлинно не известно.
Зато икнулось, и сильно, в то утро Герману Шульцу, добропорядочному немцу из славного города Кельна. Случилось это малозначительное событие на федеральной земле Северный Рейн-Вестфалия в начале седьмого, примерно через минуту после того, как Шульц открыл глаза.
«Не иначе как бабушка Берта меня вспоминает. Сейчас позвонит», — подумал Шульц, и словно бы в замочную скважину поглядел. Тотчас и раздался телефонный звонок, вызвавший легкую неприязнь на лице Шульца. Как всякий воспитанный человек, он был уверен: беспокоить кого-нибудь ранним утром — признак дурного тона. Даже если ты звонишь своему ближайшему родственнику.
Не дождавшись, когда снимут трубку, телефон обиженно звякнул и отключился. Помолчал несколько секунд — и зазвонил опять, впрочем, с тем же успехом. Сделал минутную паузу — и подал голос в третий раз, причем на этот раз отключаться явно не торопился.
— Да возьми же ты, наконец, трубку, лежебока! Или выдерни шнур из розетки, — крикнула из смежной комнаты фрау Шульц. «Ekelbratsche!..» — в сердцах выругался Герман, что было для него, признаться, большой редкостью. Приподнялся на локте и потянулся к аппарату:
— Алло?
— Герман, внучек, ты уже проснулся? — Это и в самом деле была бабушка. — А я в эту ночь опять не спала, вспоминала моего бедного Курта, — слышно было, как на том конце провода сдержанно всхлипнули. — Ты не забыл, какое сегодня число?
— Двадцать четвертое, бабушка, — отвечал Герман, спросонок пытаясь угадать, какая просьба сейчас последует, а заодно уж и вспоминая, когда в последний раз заправлял машину. — Но ведь ты говорила, в Союз немецких вдов ты собираешься ехать двадцать седьмого?
— Причем здесь вдовы? — в голосе бабушки послышалось раздражение. — Об этом я помню. А ты, Герман, выходит, своего дедушку уже забыл?
Герман помотал головой, разгоняя остатки сна, и тут же все вспомнил. Ну, конечно же, двадцать четвертое! День памяти дедушки Курта. Печальная семейная традиция: накрывать поминальный стол с двадцатью зажженными свечами. Именно столько лет было Курту Шульцу, студенту из города Кельна, когда его отправили на Восточный фронт. В диких русских степях студент и погиб — у безвестного местечка Rossoschki. Так вдове сообщила бесстрастная полевая почта.
— Ну, что ты, бабушка? Я прекрасно помню, какой сегодня день. Мы с Мартой обязательно будем у тебя вечером, обещаю, — говорил Герман в трубку, то и дело добавляя в голос нежные нотки. — А чтобы тебе не было грустно, бабушка, я привезу тебе бутылочку старого доброго «Айсвайна». Думаю, ты не откажешься от своего любимого вина?
— Не откажусь, — отвечала бабушка, заметно смягчившись. — Хотя, в мои-то годы, пить «Айсвайн»… Это может плохо кончится! — И она рассмеялась, так молодо и задорно, как смеялась когда-то в кафе «Skomorokh» на Мольтке-штрассе, куда однажды зашла вместе с Куртом. И смех этот был моложе бабушки Берты на семьдесят лет. — Вечером я тебя жду. Привези мне кольраби, я приготовлю ее со свининой… и запеку утку с яблоками. Да, не забудь по дороге заехать в Альтштадт — за тетей Кларой, я ей сейчас позвоню.
Шульц положил трубку и облегченно вздохнул. Столь ранний разговор с бабушкой был ему в тягость. Он попытался закрыть глаза и подремать, но прерванный сон не возвращался. Пришлось вставать — на целых полчаса раньше обычного: признаться, бесцельно лежать в постели Шульц не любил.
Через четверть часа он уже сидел за рулем велотренажера и сосредоточенно крутил педали, глядя прямо перед собой — в распахнутое окно. Где-то там, за готическими шпилями средневековых церквей и стеклянными куполами послевоенных супермаркетов, его поджидала лаборатория Кельнского университета. А вскоре Шульц уже и в самом деле рулил на своем скромном «Фольксвагене» по оживленным улицам на работу, постепенно продвигаясь к центру города.
У поворота на Кёнигсаллее Шульц притормозил у газетного киоска — купить свежий номер «K?lnische Zeitung». Вот уже восемь лет, с тех пор как он начал работать в университетской лаборатории, Шульц каждое утро разворачивал свежий номер газеты. И вовсе не потому, что его интересовали результаты автомобильных гонок или последняя речь канцлера в бундестаге. Читать прессу настоятельно советовал своим молодым коллегам сам профессор Крестовски.