— Мистер Тауншенд, — начал он. — Я знаю, что вы джентльмен, а значит, извините нас за процедуру, которая может показаться суровой, однако требования закона не позволяют ее избежать. Я, как видите, член ангрийского суда, и пригласил вас в это здание, чтобы вы пролили свет на некоторые вопросы, занимающие правительство, коего недостойным слугой я имею честь именоваться.
— Вот как, — произнес я, немало озадаченный этой преамбулой. — Я решительно не догадываюсь, чем могу быть вам полезен. Позвольте узнать, кто, помимо вас, санкционировал мой арест?
— Вы вскоре убедитесь, что я действую не без надлежащих санкций, — отвечал магистрат. — А пока мистер Дженкинс приведет вас к присяге, и я начну допрос.
Мне подали Библию. Я приступил к положенной церемонии и уже почти ее закончил, когда отворилась дверь и на сцену вышел третий участник действия. На ходу расстегивая сюртук, этот джентльмен хладнокровно направился к столу.
— Добрый вечер, мистер Мур, — сказал он, кланяясь магистрату. Тот встал и ответил на поклон с подобострастием, указывающим, что для него вошедший явно не мелкая сошка.
— Надеюсь, мистер Тауншенд, вы в добром здравии, — продолжал джентльмен, наклоняясь не сильнее, чем тополь в безветренный день, затем распахнул сюртук, заложил большие пальцы за проймы жилета, встал у камина и оглядел меня с видом всесильного набоба, которому я только что наваксил сапоги.
«Давай-давай, друг сердечный, — подумал я. — Со мной такие фокусы не пройдут. Я отплачу тебе твоей же монетой».
Итак, поцеловав Библию и выполнив прочие формальности, я уселся напротив мистера Мура, достал табакерку и, взяв щепоть, скосил глаза на двуногий каминный экран. Мне не было нужды задерживать взгляд на молодом лице с тонкими, непримечательными чертами, светлых, изящно завитых волосах, армейских усах и бакенбардах, жилистой, хоть и худощавой фигуре с прямой, как шомпол, осанкой. Проклятье! Разве я не знаю его, как собственное сердце? И тем не менее он стоит здесь, передо мной, словно ледяной столб! Впрочем, действующие лица в сборе; пора начинать пьесу.
— Насколько я понимаю, свидетель сейчас будет давать показания, — произнес молодой драгун.
— Да, — ответил мистер Мур. — Вы его будете допрашивать, сэр Уильям, или я?
— Я начну, с вашего позволения. — И, вытерев рот батистовым платком, сэр Уильям приступил к допросу.
— Ваша фамилия Тауншенд, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь.
— Нет ли у вас других имен — или вы иногда прибегаете к псевдонимам?
— Я часто использую псевдоним.
— Под какими еще именами вы известны?
— Гардинер, Джонс, Кольер и Уэллсли.
— На каких основаниях вы претендуете на последнюю фамилию?
— Не знаю.
— Быть может, у вас есть родственники, которые ее носят?
— Возможно.
— Как давно вы живете в Витрополе?
Примерно двадцать один год.
— Сколько вам лет?
— Трижды семь.
— Помните, свидетель, что вы говорите под присягой. Повторю вопрос: сколько вам лет?
— Двадцать один.
— Вот как? — И следователь помолчал, как будто не может поверить в мои слова. Через минуту он продолжил: — Вы женаты или холосты?
— Не знаю.
— Будьте добры объяснить свой ответ.
— Насколько мне известно, я ни разу не вступал в брак, но часто испытывал такое желание.
— Как вы зарабатываете на жизнь?
— Весьма успешно.
— Чем именно?
— Я извозчик.
— И что вы водите, кеб или омнибус?
— Ни то ни другое.
— Так что же в таком случае?
— Я вожу пером.
— Если бы я запросил рекомендательное письмо, нашлись бы уважаемые люди, готовые аттестовать вас положительно?
— Нет.
— Странное признание. Каким обстоятельствам своей жизни вы приписываете утрату столь ценной вещи, как репутация?
— Моему прежнему близкому знакомству с проходимцем по фамилии Кларк — Уильямом Кларком, рядовым ангрийской армии.
— Вот как? Что ж, пора переходить к делу. Где вы были в прошлый вторник?
— В Витрополе.
— Где вы находились вечером того дня?
— Будь я проклят, если могу вспомнить.
— Быть может, в таком случае мне удастся освежить вашу память. Вы знаете Кларджес-стрит?