— Стой! — сказал наконец Базиль.
Бричка остановилась у желтого деревянного домика. Сощурясь, как бы в подражание коварному Шихину, Базиль вылез и постучался в калитку. Отворила ее та же противная, рябая стряпуха, рябая, как говорили, не от оспы, а оттого, что она выводила когда-то угри с лица крепкой водкой. Она всплеснула кургузыми ручками и гаркнула во все горло:
— Матушка-мохнатушка! Никак, Василий Иванович!
У хозяина ее были короткие ноги, у нее неестественно коротки были руки; он семенил при ходьбе ногами, она учащенно размахивала руками.
— Дома? — кратко спросил Базиль.
Тут Исакий Исакиевич сам показался на крылечке. Он уже успел переодеться после службы и вышел в мягких туфлях. Лицо его порядочно постарело, в лице появилась какая-то дряблая важность, присущая раньше лишь голосу. Он сразу узнал Базиля, но по-прежнему не выказал удивления.
— Здравствуйте, молодой человек, — Исакий Исакиевич внимательно посмотрел на возмужавшего Базиля и переменил обращение: — Здравствуйте, сударь. Чему я обязан вашим посещением?
«Ага! — злорадно подумал Базиль. — Предчувствует неудобства от моего посещения».
— Извините меня, уважаемый Исакий Исакиевич, я к вам с покорнейшей просьбой, — скромно сказал Базиль.
— К вашим услугам. Пройдемте в комнаты, сударь, — ответил Исакий Исакиевич.
Они уселись в гостиной, причем Исакий Исакиевич все всматривался в Базиля, будто опасаясь бесчинств со стороны незваного гостя. Заводить посторонние разговоры, было неуместно, молчать тоже нельзя, и Базиль решился сказать сразу то, что хотел.
— Исакий Исакиевич, устройте меня на службу, я употреблю все способности, чтобы вы не ошиблись в своем протеже, — сказал он довольно робко, но тотчас оправился и попробовал заглянуть в сидящую перед ним темную душу.
Исакий Исакиевич сидел на низком креслице, ноги его доставали до полу, и он чувствовал себя здесь законным хозяином. Он оскорбительно равнодушно усмехнулся в ответ на ожидающий взгляд Базиля и произнес:
— Что вы, что вы, сударь! Разве я могу сомневаться в ваших дарованиях! Но ведь, я полагаю, вы знаете, что мое мнение и мое влияние в соответствующих кругах слишком ничтожны.
Базиль приготовился пылко возражать.
— Что вы, что вы, сударь! — сказал он с горячностью. — Я знаю только одно, что вы слишком скромны. Я вот, напротив, возьму на себя смелость утверждать, что ваше мнение в соответствующих кругах очень высоко ценят и ваше влияние превозможет любые препятствия. Вы легко устроите меня в чертежную Архитектурного комитета. Право, очень прошу вас и очень надеюсь, что вы не откажете.
— Как раз откажу! — промолвил Исакий Исакиевич, как бы в шутливом тоне. В сердце Базиля действительно закралась надежда, что удастся его убедить, не прибегая к адскому средству. Только хотел он, поправ самолюбие, попросить умильнее, еще раз польстить чем-нибудь, как вдруг Исакий Исакиевич встал с места, явно показывая этим, что считает визит Базиля оконченным. Базиль тоже поднялся.
«Должно быть, так просто не обойдется, — подумал он. — Что ж, как раз теперь время…»
— Имейте в виду, — сказал Базиль, жестко выпрямившись, подобно Павлу Сергеевичу. — Имейте в виду, сударь, что мне известны те обстоятельства, при каких комиссионер Суханов продавал казенный гранит за собственный. Мне известно имя чиновника-попустителя. — Базиль отступил на шаг и поднял указательный перст до уровня лица чиновника-попустителя. — Я донесу на вас, милостивый государь, ежели вы не исхлопочете для меня архитектурную службу!
Вытянутый вперед палец дрожал от стыда и отчаяния, когда Базиль произносил свое требование. Ненавистное лицо равнодушно белело перед ним; и, чуть не касаясь пальцем этой проклятой безжизненной кожи, Базиль испытывал отвращение.
Затем Исакий Исакиевич опустился в кресло, чем дал повод Базилю порадоваться: «Ага, подломились твои ножки!»
— Настасья! — громко сказал Исакий Исакиевич, оглядываясь через плечо. — Настасья, отворика-ка сударику ворота.
С этими словами Исакий Исакиевич взял со столика «Северную пчелу».
«Чтобы скрыть свой испуг», — догадался Базиль и, шагнув к чиновнику, хотел вырвать из его рук газету. В это время появилась в дверях стряпуха и страшным голосом завопила:
— Матушка-мохнатушка! Ой, убьет!
«Недоставало только, чтобы я еще дрался с ними», — брезгливо подумал Базиль, вдруг остыв, и ему представилось, как дружно выпихивают его из дома хозяин и стряпуха.
Он мысленно плюнул еще раз, взглянул на хозяина, спокойно читающего газету, и вышел. Настасья успела открыть перед ним все двери и выскочила сама на крыльцо.