Сейчас уж и в самом деле они засмеялись над ним. Базиль отпрянул, и это было так же смешно. И над этим захохотали парни.
— Я хотел с вами, — растерянно сказал Базиль. — Чего смеяться?
Можно было ожидать, что они опять загогочут. Но парни, как сговорившись, все четверо поглядели на Базиля вполне серьезно, и один сказал даже строго:
— Чего не смеяться, пока можно. Завтра вот отобьют печенку, так не очень-то посмеешься.
Другой потянулся и сказал с упоением:
— Ух ты, завтра! Чего только будет!
— А чего будет? — спросил третий.
Четвертый был самый младший. Он сказал наставительно:
— То будет, что, может, нас не будет.
— Что ж, — сказал первый, обращаясь к Базилю, — если того же себе желаешь, ложись с нами рядом. Можно ему с нами, ребята?
Ребята захохотали.
— Ложись! — скомандовал старший. Базиль послушно взобрался на нары.
— Только помни, — сказал старший, — бежать мы никуда не побежим. Так вот и будем лежать.
— Так ему обиднее, понимаешь, — сказал второй.
— Злее, значит, — пояснил третий.
— Кому? — спросил Базиль.
— Берду. Мы лежим, а ему берданку спирает. Эх, скажет, не хотят работать, мерзавцы.
Парни оживились, и каждый стал думать вслух, представляя злобу хозяина.
— Уж мы ему досадим!
— Он-то на нас рассчитывал!
— Нас бы ему надолго хватило.
— Вот мы какие!..
— Чего толковать, здоровые!
Они с восхищением оглядывали друг друга, напруживали руки, грудь и важно откашливались.
— Вы — братья? — спросил Базиль, совсем освоившись.
— Не, — ответили все в один голос.
— Почему вы других не подговорили?
— Куда этим дохлым! — презрительно сказал старший. — Им обещали пенсию дать, когда работу закончат.
— Лешего им дадут, — сказал младший.
Базиль лег поудобнее и закинул руку за голову.
— Да, — сказал он задумчиво, — пенсию не дадут.
— Пенсиев нам и не надо. Мы все здоровые, — сказал младший. — Нам подавай другое…
— Чего другое?
— А вот чтобы мы здоровые остались.
Базиль заволновался.
— Но ведь вы говорите сами, изобьют завтра? Может, насмерть… Как же тогда?
Парни захохотали. Их рассмешило его недоумение.
И Базиль уж не обижался, напротив, он любовался отчаянными парнями, и ему казалось, что выход найден: стоит положиться на них, и все будет обстоять очень просто.
Он жалел об одном лишь — что он не умел шутить и никогда не умел веселиться. А как бы это теперь пригодилось: они бы признали его своим.
Глава тридцать вторая
Все обстояло просто. Ночью Базиль лежал на широких, просторных нарах один, ни справа, ни слева от него никого не было. Его не захотели и слушать, когда тех уводили, когда он твердил мастеру и полиции, что он вместе с теми.
— Проспишься, очухаешься, — сказал мастер и доброжелательно ударил Базиля в висок.
Парней увели. Наступил вечер. Люди пришли с работы, легли спать, никто и не вспомнил о парнях.
Была ночь. Люди спали. Базиль ничего не хотел решать. Он бормотал, смотря на фонарь в углу:
— Миша! Был Миша, ямщик мой, — я его потерял, никогда не видал больше. Был дядя Корень, — его потерял. Были четверо, — их потерял. — Базиль водил руками по нарам, трогал то место, где они недавно лежали. — Четверо, — бормотал он, — их уже нету. С кем я теперь?
Он злобно стучал зубами, оглядывая барак. Обреченные люди храпели. Базилю было их жалко, и в то же время они были ему противны.
«Падаль, — думал Базиль, — мертвечина. Я — подлый, а они — мертвечина».
Присев на корточки с краю нар, он с тоской смотрел вдоль барака, потом осторожно слез на пол и на цыпочках, крадучись, побежал к фонарю.
Минуту спустя Базиль носил сухое тряпье под крайние пустые нары, в один и другой конец барака; притащил свой тюфяк, разорвал его и разворошил солому. Дверь была заперта изнутри на засов. Базиль привязал запор веревкой и затянул узлы накрепко. Когда все было готово, он поджег солому под нарами в одном углу и, не оборачиваясь, побежал в другой, подпалил и там, отбежал к стенке, прижался к ней и стал ждать, когда разгорится. Большой пук соломы, немного слежавшейся, запылал не сразу… но вот запылал, осветил пол, проход между нарами. Можно было теперь ожидать, что люди проснутся. Они проснулись, казалось, все сразу, но разбудил их один, завопивший жалобно:
— Братцы! Он подпалил нас, он сжечь нас хочет!..
Дальше все обстояло просто, еще проще, чем днем.
Когда с пожаром прикончили (его потушили водой из бочки, босыми ногами и мокрыми армяками), кто-то сорвал запор с двери — не удержала его веревка, — люди двинулись на Базиля, прижавшегося к стене, и он понял все.