— У вас хорошая память, Тася, — улыбался Лепец, — но откровенно говоря, я ничего не понимаю в огородных делах. Так, значит, вам курсы нравятся?
— Еще бы!
— Рад, очень рад за вас. А я, знаете, заинтересовался вашей общиной.
— Да? А вы сегодня опоздали!
— Винюсь. Но доволен уж тем, что встретил вас хоть на лестнице. Еще минутка — и…
— Я бы ушла.
— Вы бы ушли… Знаете, у меня к вам просьба.
— Вот как?
— Прежде вопрос. Издаются в СССР баптистские журналы, газеты?
— Конечно! «Баптист» — московский журнал. «Баптист Украины» — украинский журнал, он, правда, прекратился на время, но…
— Прекратился?
— «Баптист Украины». Но московский «Баптист» продолжает издаваться. А что?
— Я бы хотел познакомиться с ними поближе.
— У меня есть, берите, пожалуйста, страшно рада…
— А можно выписать их через вас?
— Конечно, конечно, — изумлялась Тася все больше.
…— Выписать желательно на институт. И возможно скорее… Потому что… скоро я уезжаю… из нынешней комнаты… и на имя товарища… сам я теперь редко бываю в вузе… Видите, сколько просьб!
— Ничего, ничего… Страшно рада!
— Тася, вы ничего не имеете против еще одного знакомства?
— С кем?
— С тем моим другом, помните, я вам говорил? Ефрем. Он, пожалуй, больше меня интересуется… такими вопросами… вы сговоритесь с ним… право. Хотите? А? И журнал мы выпишем на его имя, но, запомните, Тася, это будет для него сюрпризом. Он любит сюрпризы! А потом станем все трое ходить в Дом Евангелия! Хорошо?
— Хорошо!
И вот через два дня знакомились.
Сначала разговор не вязался. Лепец спросил Тасю:
— У вас хозяин, кажется, рябоват?
— Да, — призналась Тася, — да.
— С рябыми много хлопот, — заметил Ефрем. — Мой дядя…
Лепец подмигнул Тасе.
— Что? — уставился на него Ефрем.
— Ничего, продолжай… Твой дядя…
— Мой дядя, знаете, провинциальный художник, взялся однажды нарисовать портрет рябого мясника. Тот был выпивши, и этот был выпивши. Мясник заявляет: нарисуешь рябины все до одной — за каждую заплачу по двугривенному.
— Нарисовал?
— Заплатил?
Потом Тася выходила в коридор на минутку. Ефрем с Лепецем без нее успели поспорить. О каких-то там пустяках. Тася за стенкой услышала спор — после пришла, рассмеялась.
— Знаете, я не могла догадаться — кто что говорит! У вас похожие голоса. Я не могла различить: Ефрем? Лепец? — Лепец? Ефрем? Вы не земляки случайно?
— Нет. Нет. — Поспешно сказали Ефрем и Лепец и переглянулись.
— Вот совпадение! — продолжала изумляться Тася. — Все равно что в комедии?
— А вы ходите на комедии?
— Религиозные верования не запрещают вам посещать театры?
— У сектантов, я слышал, на этот счет строговато?
— А я не хожу, — скромно сказал Ефрем. — Жизнь интереснее. Вокруг столько комедий…
«Черт! — соображал Ефрем. — Тася умница. Ей спасибо: кажется, начинаю догадываться, почему я не разоблачаю, не устыжаю Антона. По-моему, я подсознательно убежден, что мы с ним связаны сходством духовных натур — характеров, нравственных, идеологических и прочих задатков. Вот именно, внутренние наши сущности — общи. Ведь внешнее проявление сути всякой натуры — всегда в шутке. А шутим мы с ним похоже! Не могу поверить только в одно, что если бы я был на его месте, то стыдился бы своей национальности. Этому я не верю. Чувствую, что стыда не было бы. Но может быть, оттого, что я культурнее его, развитее. Антоша — умный парень, но зачем он так глупо, неосторожно, бахвально принялся выдумывать из себя какого-то эста! Что-то в этом такое книжное… И все-таки, повторяю, я чувствую в нем второго себя. Самое главное — мы одинаково шутим…»
— Посмотрите, — достал Ефрем из кармана «Известия», — посмотрите, гражданин Вошь-Колупа меняет фамилию «Вошь-Колупа» на «Атом»…
— Обе мизерные, — заметил Лепец.
К концу вечера Тася предложила ходить вместе с ней в Дом Евангелия на молитвенные собрания.
— В субботу. Хорошо?
Лепец отказался.
— Зачет у меня. И вообще страшно занят. Хвосты.
— Тогда с вами, Ефрем. (Грешников к господу… ай-ай-ай! Кажется, ничего не выйдет с тем рыжим… Что говорю, господи! Да нет, он не слышит.) Пойдете, Ефрем?
— Я согласен. Не скучно там?
— Ну, зачем вы так!..
— Простите, Тася!
Болтали еще. Развеселились.
— Знаете, — рассказывала Тася, — хозяин у меня…
— Рябоватый?
— Да нет, не в том дело, — старенький пенсионер. К нему внучки в гости захаживают. Но редко. Так он возмущается. Не знаю, говорит, это халатность, говорит, или что!..