— Дело, — важно стал рассуждать Ефрем, — не в точке зрения, а в точке, так сказать, освещения, источнике света. Не отрывайте фактов от их производственной основы. Кудинова я знаю: кончил институт в прошлом году. Он строит уездную электростанцию. Если бы станция была достроена и в дома проведен электрический свет — лампа в окне не была бы керосиновой. Не коптила. Ясно? В таком случае жене ничто бы не помешало уйти из дому. Она бы спокойно ушла, сохранив свою точку зрения. Согласны? — Он ткнул пальцем в лампу. — Фиксируйте внимание на лампе, а не на психологии. Несовершенство техники. Все мещанство отсюда.
Илья весело посмотрел на жену.
— Знаешь, кто ты, Ефрем?
— Кто, интересно?
— Мистик! Понял? Схоласт и мистик. Что ж, по-твоему, лампа богом была предназначена для водворения мира? Богом? Да?
Илья неожиданно для себя произнес слова «мистик», «схоласт» и «бог», но лишь произнес — сразу же сам он, его жена и Ефрем — все они вспомнили, зачем пришел сегодня Ефрем Загатный к Илье Татаринову.
— Мистик? — поглядел Ефрем на него подозрительно. — Бог? Ладно. Простите… — Он обернулся к Клавдии.
— Что? — удивилась та. — Что?
— А вот… — вскинув руку на стол, Ефрем вывернул из патрона лампу. — Почему? Говоря откровенно, при свете я не могу говорить откровенно… Не думайте, пожалуйста, что я нервнобольной. Просто прихоть…
— …Теперь… — Он легко отвалился на стуле. — Теперь мы поговорим обо всем, в том числе и о боге…
Шестой номер шел медленно, был разбит старостью. Дергался, скрежетал, мелко дрожал, так, что ныло в ногах.
За исключением Ефрема, ехали одни женщины.
Ефрем с Клавдией сидели в углу. У ног их ползала красивая женщина: она потеряла копейку. Сначала ей все помогали искать руками, глазами, советами. Копейка не находилась. И начинало казаться, что никакой копейки у женщины не было, не терялась. Мало-помалу все перестали искать. Кроме хозяйки. Хозяйка искала настойчиво, пачкала пальцы, платье, ползала на коленях, что-то шепча. Казалось, она вымаливала эту копейку у бога.
Ефрем засмеялся. Клавдия посмотрела на него строго.
— Чего вы?
— Да вот, — Ефрем показал на коленопреклоненную женщину, — вспомнил опять о баптистском собрании… Дело в том, что в моей истории я сам не все понимаю. Например: почему я вдруг стал получать на институтский адрес журналы?
— Это наверное, устроила ваша Тася.
— Моя Тася? Вы думаете?
— Больше же некому…
— Предположим… Хотя, собственно, почему она меня не предупредила, почему выписала на институт; допустим, ошибка почты… Впрочем, черт с ним! Хуже знаете что? Хуже то, что я бежал к Илье… Как это называется… с раскрытым сердцем… а он мне ничего не ответил…
— Он же сказал: если все, что вы нам рассказали, правда, он постарается реабилитировать вас в институте. Что вам еще нужно?
— Ничего, Клава. — Ефрем вздохнул. — Илья еще больше сказал. Он сказал, что раз с этим устроено, то…
Ефрем вынул из кармана копейку и, тайком от ползавшей женщины, подбросил копейку на пол.
— Надоела, — пояснил он изумившейся Клаве и продолжал: — Раз с этим устроено — значит, нужно подумать и поговорить о другом.
— О том, что писал Илюша в газете? Гражданка, — нахмурилась Клавдия, — гражданка, монета лежит сзади вас, обернитесь…
И, приняв, таким образом, участие в ефремовской шалости, Клавдия почувствовала себя с ним легко.
— В газете. Вы слышите?
— Да. А я на это сказал…
— Вы не сказали, а крикнули.
— Я и хотел крикнуть…
— Крикнули, что, мол, уже уяснили нелепость своей индивидуалистской позиции.
— Я не говорил «индивидуалистской»…
— Все равно. Это я говорю… И поведете себя теперь иначе…
— Факт. А Илья не поверил.
— А вы рассердились. Закричали, что от Ильи…
— …Уж никак не мог ожидать.
— Что с такими Фомами, точнее, Ильями неверными социализма не выстроишь. Так? — Клавдия звонко, на весь вагон, засмеялась. Ефрему, который с трудом различал глуховатый свой голос в шумном трамвае, стало завидно.
— Вот бы мне такой голосок! Я бы всех моих стенгазетных врагов перекричал бы…
Смеясь, Клавдия думала не о смешном. Перед их уходом Илья отозвал ее в коридор, дал наказ:
— Знаешь, не так, наверно, все просто, как он рассказал. В рассказе все слишком случайно. Ты не находишь? Почему-то он не сказал, кто познакомил его с этой Тасей, сказал «познакомили — и все»… Ты знаешь, мне кажется, что он откровеннее с женщинами… Ты, я уверен, узнала бы больше. Поговори, подружись с ним…