«Хорошо, что пуля не задела никого из ребят», — подумал Карпов, когда перевязка была закончена. И вдруг сильнее боли резанула мысль: завтра боевой вылет!
Спина покрылась холодным потом. Карлов зажмурился. Он представил себе суровое лицо командира полка. Строгий, проницательный взгляд майора. Потам образ Емельянова растаял и вместе с лиловыми кругами во мгле поплыли вопросительные, недоумевающие лица Бахтина, Мордовцева, Долаберидзе... Это длилось всего пару секунд. Георгий открыл глаза: Перед ним стояли его летчики. Испуг прошел. Они испытующе смотрели на своего командира. «Неужели не поверят, что я нечаянно поранил руку?» — мелькнул вопрос. И тут же мгновенно ответ: «А я сам поверил бы любому из них, если б перед опасным боевым полетом кто-нибудь прострелил себе руку? Храбрость человека познается те по речам его, а по действиям».
Но не только тревожный стыд, что товарищи могут счесть его трусом, угнетал командира эскадрильи. «Не в этом главное. А в чем же, в чем?» Незримая тяжесть давила на сердце. «Ах, да! Этот удар по вражескому аэродрому. Ведь всего семи летчикам из полка доверили взлететь в темноте. А теперь они полетят шестеркой без меня... Чем больше мы уничтожим завтра «юнкерсов», тем быстрее задохнется армия Паулюса. Кто это сказал? Кажется, Бахтин... — Георгий задумался. — Нет, я полечу. Я должен лететь. Рана пустяковая. Но командир полка не пустит на задание, если узнает, что я ранен... — уже хладнокровно начал взвешивать Карлов, — Надо скрыть. Во что бы то ни стало скрыть... Кроме Семенюка и Архипова, никто не должен знать о случившемся...»
Эти мысли, сменяя одна другую, быстро проносились в голове. Приняв твердое решение лететь завтра вместе с товарищами, он спросил, всматриваясь в лица летчиков:
— Ребята, верите мне, что случайно поранил руку?
— Конечно, верим! — ответили Семенюк и Архипов.
— А могут найтись такие, которые не поверят. Но сейчас не о них разговор. Я должен, понимаете, должен лететь на задание. А для этого надо, чтобы никто, кроме вас, не узнал о простреленной руке. Поэтому и врача незачем вызывать, — пояснил Карлов. — Понятно?
Летчики молчали.
Карлов глухо попросил:
— Если любите меня, если уважаете своего командира, то молчите.
— Да как же вы завтра полетите? — недоумевал Архипов.
— За ручку управления самолетом всегда держись правой рукой. А с двумя тысячами лошадиных сил левая справится и с небольшой дырочкой, — пытаясь шутить, ответил Карлов. — А теперь омойте кто-нибудь кровь с пола и отоприте дверь. Спокойной ночи! — Он осторожно разделся и, забравшись на нары, укрылся с головой.
У двери стояло ведро с питьевой водой. Архипов, поливая водой пол, смыл кровяное пятно. Семенюк открыл форточку. Постепенно выветривался запах пороха, комната принимала прежний вид. Разговор не клеился. Карлов ворочался под одеялом.
Неожиданно раскрылась дверь, и в комнату вошел майор Голубев — заместитель командира по политчасти. Его невысокую фигуру обтягивал кожаный коричневый реглан, туго перетянутый поясом, из-под нахлобученной на лоб ушанки смотрели внимательные глаза.
— Добрый вечер! Чем занимаемся? — спросил он и, подойдя к столу, сел на скамейку.
— Да вот Архипов два мата кряду получил. Совсем не умеет играть в шахматы, — сказал Семенюк, выжимая из себя улыбку, i
— А Карлов где?.. Спит, — сам ответил на свой вопрос Голубев и посмотрел на то место, где всегда спал комэск. — Правильно делает. Через несколько часов у него сложнейший боевой вылет.
В сенях послышался топот, вновь отворилась дверь, и в общежитие гурьбой ввалились вернувшиеся из столовой летчики. Судя по тому, как резко, на полуслове, оборвались их шутки и реплики, присутствие майора Голубева явилось для них неожиданностью. Они молча присаживались на краешек нар, на табуреты и, стягивая с себя унты и комбинезоны, вопросительно поглядывали на Семенюка и Архипова.
— Ну что смолкли? — первым прервал неловкое молчание Голубев. — Я вот пришел сказать вам, что старший лейтенант Ольховенко за сегодняшний воздушный бой, за четыре сбитых «юнкерса», награжден орденом Отечественной войны первой степени.
— Вот это правильно! А как он себя чувствует, товарищ майор? — спросил кто-то.
— Пока еще неважно, но в полном сознании. Я был у него сейчас в госпитале. Врачи говорят — будет летать.
— Молодец Ольховенко! — вырвалось у Архипова.
— Ну я пойду, — поднялся майор Голубев. — Нужно на аэродром к механикам наведаться, посмотреть, как самолеты готовят к вылету. Отдыхайте. — Он попрощался с каждым и вышел, довольный хорошим настроением людей. Вскоре все обитатели общежития улеглись спать.