Мы сидели молча. Мне хотелось уйти. Ну его с этим сватовством! Себя сконфузишь. Но какой‑то бес подмывал меня. По правде сказать, и Илюшку было жаль: хоть и дурной, а все же товарищ.
Вошла тетка, снова охнула, поставила на стол черепушку с малосольными огурцами, бутылку самогона, взяла остальные два горшка с молоком и ушла. Илюха принялся хозяйничать. Нашел хлеб, две чайные чашки, налил самогонки. Оглянувшись на окна, быстро выпили. Какие замечательные огурцы! Тут и укроп чувствуется, и мятная трава, и еще что‑то!
Илюшка еще наливает, но у меня уже слегка кружится голова, и я отказываюсь.
— Язык будет заплетаться, Илюша, — говорю. — Дело у нас с тобой не выйдет.
Он опечален. Ему хочется еще выпить для храбрости.
— Боишься, друг? — спрашиваю.
— Да, немножко того.
— Ну, выпьем, только не по всей. Тетке оставь.
Как раз она и вошла. Зажгла лампу, посмотрела па нас, охнула и села на лавку.
— Давай за стол, тетка, — говорю я, повеселев. — Ты не догадываешься, зачем мы пришли? Говорить, что ль, Илья?
Но он сам заговорил.
— Тетка, родная, — начал он, и тут я заметил, как охмелел мой хромой друг.
— Илюша, сразу говори все, — подтолкнул я его. — Тетка, она, как мать родная, поймет. Если, конечно, хорошая тетка.
Я поднес ей полчашки самогона, она взяла, охнула и, сказав: «Дай бог удачи», выпила.
— Догадалась, что ль? — спросил я ее.
— А то нет? — подмигнула она на Илью.
— Как, советуешь?
— Чем черт не шутит, — сказала тетка. — Не отдадут, другую найдем. Мне идти с вами?
— Обязательно! — воскликнул я. — Сам хотел тебя об этом просить, но ты умная. Сейчас пойдем.
— Чуток погодим. Они только–только ужинать сели.
Все знает тетка. Видимо, когда за самогоном ходила, подглядела.
— Василий‑то весе–елый, — сказала тетка, — корову ялову на базаре чужому мужику за стельную всучил. А чего мужики понимают в коровах?
— Зато в девках понимают, — совсем ни к чему вставил охмелевший Илюшка и рассмеялся.
— О–о-ох! — вздохнула тетка. — В девках! Куда вам! Любая девка вокруг пальца вас обведет, а баба и подавно. Мы, бабы, хитрые! Не мытьем, так катаньем возьмем.
Тогда я решил спросить тетку о Козуле. Как‑никак, дело‑то серьезное.
— Скажи, тетка, правду: Таня Козуля какова?
— Нарядов у нее много, — сказала тетка. — Сама работящая. Только горяча. С матерью при всех ругается.
— Люблю боевых, — не умолчал Илюшка, и глаза его заблестели. — Тетка, собирайся.
Пока тетка ходила в мазанку, я снова уговаривал Илью, чтобы одумался, приглядел бы другую, а не эту — из богатого дома. Но все напрасно.
Навстречу тетке шла сноха. Возле крыльца они пошептались. Сноха крикнула девчонку, что‑то сказала ей. Девчонка опрометью бросилась бежать. Снова тетка начала шептаться со снохой и вздыхать, а та сдержанно и озоровато смеялась. Девчонка прибежала быстро и с разбегу крикнула:
— Поужинали! Дядь Василий хомут чинит, тетка Маланья по избе ходит.
Значит, девчонка бегала на разведку.
— Ну, ребята, — сказала тетка, войдя, — чуток погодите, я пока одна пойду. Немного погодя и вы…
— Сосватает? — спросил меня Илюшка, когда тетка ушла.
— Наступление ведем верно, — говорю. — Сперва разведка, потом авангардом тетка, и вот уже мы, пехота инвалидов, — храбрюсь я, а самого тоже дрожь берет. Задал же мне хромой бес задачу!
Кажется, прошло порядочно времени. Не пора ли? Знать бы, как там дела у тетки. Может, идти нам не следует. А может, как раз самая пора?
— Пошли, брат Илюха!
— Дай бог, пошли! — испуганно произнес он.
На улице совсем темно. Ходят девки и парни, поют песни. Громко кричат, перекликаясь, звенят гармоники. Мы идем тихо, чтобы нас не заметили.
Навстречу гурьба девок. Протяжно и однообразно поют они припевы. Вон на бревнах сидят две девки. Мы проходим мимо. Вдруг девки встали, забежали нам вперед, о чем‑то пошептались и теперь идут навстречу. Не успел я опомниться, как одна из них крикнула:
. — Илюхан хро–мой!
Обе взвизгнули и убежали.
Это и была Козуля со своей подругой Нюркой. Ноги у меня отяжелели. Явная насмешка прозвучала в голосе Козули. Но Илюха, откашлявшись, довольно заявил:
— Сразу узнала меня, черт. Слыхал?
— Ну да, слыхал.