— Не признаю вашего Ленина. В пломбированном вагоне…
— Вон! — не дал я ему договорить. — Вон из чужого помещения! Мужики! Гоните его!
Филя будто ждал такой команды. Бесцеремонно схватил за рукав помещика, вытолкал его в двери. Следом за ним вывел озиравшегося управляющего, который что‑то пытался сказать, да так и не смог.
— Граждане, продолжаем заседание…
25
— Строят? — спросил меня Игнат, кивая на плотников. Он подсел ко мне на бревно и, тяжело вздохнув, протянул: — Д–да–а…
— От какой боли застонал? — спросил я его. — Или кто помер?
— Д–да–а, — еще раз вздохнул он.
Во вздохе слышалась безнадежность.
— Говори, староста, что тебя терзает.
— Какой я староста? Отменили меня.
— Когда?
— И не знаю. Уснул старостой, проснулся — нет ничего.
— Трус ты, дядя Игнат. До революции и то храбрее был. Что ты держишься за Николая? Ведь не вышло по его. Отобрали землю.
— Это правильно, только знаешь… эх!
— Не эхай… Солдат пришлют из уезда?
— Сабуренков туда тронулся.
— Знаю. И там утерли ему нос. Уездный комитет постановил то же, что и губернский. Теперь Сабуренкову путь один — к Шингареву. Зря мы отпустили его разъезжать. Арестовать бы и держать на хлебе, на воде до Учредительного собрания.
Игнат смотрел на сруб новой избы, выросшей почти наполовину, на мусор и щепки, на кур.
Фома ловко вырубал угол, искоса поглядывая на Игната. Как бы не узнав его, Фома крикнул мне:
— Кто там с тобой?
— Не знаю, — ответил я.
— Игнат, ты теперь вроде управляющий?
— А ты руби. Мы свое дело знаем, — обиделся Игнат.
— Вон что. Выходит, новой власти слово сказать нельзя. Поделили землю с кокшайскими?
— Овес уже взошел, а ты про дележ.
— Подожди, — погрозился Фома топором, — нагрянут каратели, тебя на дубу повесят.
— Меня после тебя.
— Тогда вместе, — согласился Фома. — Вон Климов — молодец: не допустил. Эка, сын‑то какой у него!
— И у Климова возьмем! — вдруг расхрабрился Игнат. — Не все у воинского за пазухой ему сидеть. А народ — сила!
Опять Игнат другой, будто подменили. И я решил поговорить с ним по душам.
— Дядя Игнат, ты в отцы мне годишься, и не мне бы тебя учить, но послушай. Дело мы так затеяли, что ни отступать, ни раздумывать нельзя. И не думай, что все это начали мы так, сломя голову. Нет. При тебе брат мой Миша говорил, что мы должны делать, если скоро будет революция? Миша не с неба все взял. Он в партии. Теперь в Питер прибыл главный — Ленин. Он всем делом руководит. Что я тебе этим хочу сказать? А то, — если десять лет тому назад наше село хоть и пострадало, зато мы кое–чему научцлись. Тогда мужики выступали не так дружно, а теперь нет такого имения, где бы мужики не захватили землю. Пусть у некоторых в аренду взяли. Аренда полетит, дай срок! Война, дядя Игнат, война для выгод буржуев да бар разъярила нас, открыла глаза, потому и трон рухнул, как гнидой пенек. И раз мы шагнули в такое дело, надо идти твердо. Почему Временное правительство против захвата земли? Потому, что оно из капиталистов да помещиков. Кто избирал его? Само себя избрало. А раз временное, стало быть, непостоянное. Свергнут и их. Только нам не надо колыхаться. Понял, дядя Игнат? Если не понял или трусишь — не мешайся. Но стыдно тебе будет, дядя Игнат. Сын твой убит на войне. Хороший был парень. Он не стал бы раздумывать так, как ты. Вспомни о нем и озлоби свое сердце против богатеев. Гагара тебе, как гусь свинье. Держись за нас. Так‑то… — похлопал я по плечу склонившегося Игната. — Сейчас куда?
— К Федору, а от него в имение. Этой ночью чуть сад не порубили. Из чьей‑то деревни, чужие. Хорошо, собак Сабуренковых оставили.
Игнат пошел. Я посмотрел на его широкую спину, и чувство досады охватило меня. Как на такого надеяться? Мужик умный, рассудительный, но мутят его мельники. Зачем избрали их мужики?
«Но как только мы помещичью власть посократим, — так богатый крестьянин сейчас себя покажет $ свои лапы ко всему протянет, а лапы у него загребущие…» — невольно вспомнилось мне, даже не вспомнилось, а как будто чей‑то голос прошептал эти слова на ухо отчетливо: «Смотри, не смей этого забывать».
— Не забуду, — твердо проговорил я вслух, — а до Николая Гагары доберемся.
С фронта пришел Ленька Крапивник. Он заглянул ко мне вечером, когда я собрался идти к Соне. Она готовила в школе спектакль. Спектаклями начали увлекаться во многих селах.