Начальник прохаживался по прогалине, смотрел себе под ноги. Под его до блеска начищенными сапогами потрескивали сухие веточки. Он был в форме. Правая пола кителя оттопыривалась, под ней угадывалась кобура пистолета. При свете лампы жарко вспыхивали медные пуговицы, кокарда на фуражке. Миша перевел взгляд на Зыкова. Тот был в неизменном клетчатом пиджаке, в мятых, вспузырившихся на коленях брюках. Но, странно, Зыков выглядел более собранным и подтянутым, чем начальник. Зыков работал. А начальник, похоже, не знал, чем заняться.
Миша рассказал о своем разговоре с Куприяном Гавриловичем.
— Так, — сказал Зыков, опуская фотоаппарат. — Вот как. — Повернулся к Алексею Антоновичу: — А ведь вы, помню, говорили, что опрашивали Куприяна Гавриловича.
Алексей Антонович молча пожал плечами.
С бледнеющего неба сочился рассвет, и вспышки блица становились все более тусклыми. Закончив фотографирование, Зыков попросил Мишу упаковать ружье и жилку, сам полез в дупло, достал сверток.
— Вот и шкурки.
— А вы говорили! — чему-то обрадовался Алексей Антонович. — Думаю, что прав я, не вы, Зыков.
Володя и Дымов развели огонь. Сидели возле него, покуривали, вели разговор о своих шоферских делах.
Над вершинами деревьев показался край багрового солнца.
— Ну, все, — сказал Зыков. — Поехали.
Вышли из леса и сели в газик.
— Куда? — спросил Володя, выруливая на дорогу.
— В больницу, — распорядился Зыков.
Алексей Антонович сутулился на переднем сиденье. Ни разу не обернулся. Только возле больницы выпрямился.
— Вы идите. А я поеду к Минькову. Там вас подожду.
Машина ушла.
Они втроем — Зыков, Миша и Дымов — тщательно вытерли на крыльце ноги. Зыков открыл дверь. В коридоре встретила Марийка. Строго глянув на них, прижала палец к губам.
— Не приходил в себя? — тихо спросил Зыков.
— Какое там! Всю грудь разворотило. Хирург только руками развел. Не жилец Тимоха.
— Пошли, Миша, к Минькову, — сказал Зыков.
На улице он громко, во всю грудь вздохнул, стиснул плечо Миши:
— Такие-то, брат, дела…
Мише захотелось закурить. Полез в карман. Пачка была пустая.
— Ты иди, а я в чайную забегу. Сигарет куплю.
XXXVII
Ночевать Степан остался у Клавы. И опять почти не спал.
На рассвете встал, оделся, вышел на улицу. Увидев над домом Константина Данилыча дымок, постучал в окно. Раздвинулись тюлевые занавески, показалось широкое лицо Агафьи Платоновны.
— Чего тебе?
— Спичек бы мне, — нашелся он. — Собрался печку затопить, а огня нету.
Она открыла створку, подала коробок спичек.
— Ты и вечером, кажись, брал у меня спички…
— Брал. Да потерял, кажется, — не оплошал он и тут.
— Тут не спички, голову потеряешь, — Агафья Платоновна хлюпнула носом. — Сначала Веру Михайловну, теперь Тимофея. Сроду такой страсти не было. Говорят, доктор приехал, бог даст, спасет Тимофея.
Он что-то сказал ей, пошел. Каленым железом прожгла мысль: жив Тимоха. Заговорить может. Тогда — конец. К стенке поставят. И леденящий холод страха, еще не изведанного им, холод смертного страха разлился по жилам. Не помня себя, дошел до дома. Что делать? Что делать? Конечно, бежать. Как можно скорее и как можно дальше. Потом видно будет.
И он стал собирать чемодан. Тяжелый. Придется бросить. Все бросить. Ради чего же тогда?
Присел на чемодан, потряс головой, приказал себе: не паникуй. Думай, Тимоха пока жив. Пока… Кепка? Кепка — ерунда. Оставил ее у Тимохи. Вот и все… Что еще? Это случилось вечером. А сейчас уже утро. Если бы Тимоха что-то сказал, о н и явились бы давным-давно. Уж они бы выжидать не стали.
Глянул на улицу.
Возле дома остановилась милицейская машина. Из нее вылез Алексей Антонович. Все, конец… Но почему Алексей Антонович один? Где те двое? А может быть… Надежда была невелика. Но она придала ему сил. Встретил Алексея Антоновича так, будто обрадовался его приходу. Провел на кухню, подвинул стул.
— Я завтрак готовлю. Буду рад, если не откажетесь от чашечки чая. Или кофе желаете?
— Спасибо, я ничего не хочу.
Это уже плохо. Если бы запросто пришел, не отказался бы.
— Что Тимофей? Есть надежда?
— Не знаю. — Алексей Антонович потирал колени, болезненно морщился, исподлобья смотрел на него, и этот взгляд словно бы ощупывал, словно бы искал что-то.
— Что же произошло, Алексей Антонович?
В ответ он криво усмехнулся.
— У меня, Степан Васильевич, есть к вам два-три вопроса. — Выжидательно глянул на него. — Кое-что выяснить нужно.