Пока директор говорил, лицо Нейтека сначала прояснилось, а потом все больше и больше мрачнело, исчезло обычное приветливое и любезное выражение, было видно, что он ничего не понимает. Должно быть, он представлял себе этот разговор совсем иначе.
— …И тогда мы решим, доверим ли мы вам этот участок, очень важный для работы объединения, — закончил директор.
Нейтек покраснел.
— Это, по всей вероятности, уже было решено…
— Было или не было — сейчас не имеет значения, — возразил директор спокойно. — Все важные перестановки кадров я намерен проводить сам.
Нейтек осекся и уже не смог скрыть своего мрачного настроения. Директор встал, давая им обоим понять, что разговор окончен.
— Я, наверное, откажусь, — пробормотал Нейтек, вставая. — В таких условиях не имеет смысла добиваться…
— Как хотите, — ответил директор. Высокий и худой, он смотрел сверху вниз на маленького грузного Нейтека. — Все будет зависеть только от вас.
Нейтек невольно попятился, но тут же овладел собой.
— Боюсь, вы превышаете свои полномочия… Вы забываете, что это было решено в главном управлении.
Оттого ли, что он говорил приглушенным голосом, или из-за злобы, которую не смог скрыть, последние слова прозвучали как угроза.
— Это моя забота, — холодно оборвал его директор. — Предоставьте это решать мне.
С опущенной головой, забыв даже попрощаться, Нейтек вышел.
— А вы, Бендл, — в голосе директора послышалось волнение, — вы пока что будете руководить своим отделом. И одновременно будете готовиться к заключению контракта в Будапеште.
— Что это значит — «пока что»?
Директор засмеялся:
— Так говорят. Это означает примерно следующее: пока не будет принято окончательное решение… — И подал руку.
Вечером Бендл и Виктор шли по центральному проспекту, пробираясь сквозь людской муравейник. В пиджаках, в галстуках, они выглядели здесь несколько странно, ведь все женщины были в легких коротких платьях, мужчины — в рубашках с открытым воротом и в полотняных брюках, будто с работы направлялись прямо в бассейн.
В конце рабочего дня Виктор зашел к нему и спросил, как его дела, ведь они долго не виделись, ходили всякие слухи…
— А что?
— Говорят, будто ты от нас уходишь. И что у тебя чуть было не началось нервное расстройство…
— Ни то и ни другое, — засмеялся он. — Немного прихворнул. Но ничего серьезного. Все позади. — И тут же сам признался: — Сегодня у меня с новым директором был разговор по душам.
— Ну и как?
— Мне директор понравился.
— По-моему, я его знаю, — вспоминал Виктор. — Несколько раз мы с ним вместе вели переговоры, кажется, он был с нами и в Варшаве.
— Сначала мы говорили вдвоем, а когда разговор перешел на Нейтека, он и его пригласил.
— А, черт! — огорченно воскликнул Виктор.
— Это как раз самое интересное. У Нейтека был жалкий вид. И в конце концов он пошел на попятную.
— В этом я не уверен.
— Я тоже…
— Видно, твоего места для него мало.
— И это возможно.
— Скользкий человек, — сказал Виктор решительно. — По крайней мере, судя по тому немногому, что я о нем знаю.
Мимо прошла группа людей в ярких рубашках навыпуск — должно быть, немцы; они остановились у перехода и ждали, пока загорится зеленый свет, что-то громко обсуждая и глядя в сторону Национального театра.
— И до чего вы договорились? — спросил Виктор.
— Наверное, все останется как прежде…
— А Нейтек?
— Тоже. Я должен буду снова поехать в Будапешт.
— И ты согласился?!
— Я туда поеду, очевидно, уже от главного управления. — Бендл употребил выражение директора, чтобы придать своей информации больший вес.
— Да, чуть не забыл! У тех ребят, с кем я ездил в Братиславу, тоже печальный опыт общения с Нейтеком.
— Я о нем и сам достаточно знаю, — отмахнулся Бендл, ему надоело говорить о Нейтеке.
Но Виктор считал, что должен рассказать все.
— Они говорили, что отправить старика на пенсию помог Нейтек. Его отдел систематически выходил за рамки бюджета, было утеряно несколько документов, он делал заказы под честное слово… И в конце концов свалил всю ответственность на старика, а тот не сумел себя защитить.
— Не может быть! — изумился Бендл. — Это невероятно…
Он вспомнил свой последний разговор с бывшим директором, его седую голову, склоненную над письменным столом, и горькие слова: «Знаешь, это разные вещи, уходишь ли ты на пенсию по возрасту или потому, что допустил ошибки… Ты даже не представляешь себе, что это такое — уходить с чувством вины»…