С этих пор все жители нашей улицы с опаской следили за тем, что происходит на старой стеклодувке.
Некоторое время не происходило ровно ничего. Лишь по расчищенной теперь дороге несколько раз проехала повозка, тяжело груженная то досками, то кирпичами, то старой рухлядью. В повозку была впряжена тощая кляча, на козлах сидел один из тех чужаков.
А женщины нашего предместья стали иногда встречать в магазине незнакомую женщину, увядшую, замученную, сгорбленную, как видно, от тяжелой работы; она молча покупала продукты, а потом тащилась с полными сумками по проселочной дороге к заводу.
Должно быть, она жила там. Похоже, что они уже освоились на новом месте.
И вот в один прекрасный день случилось то, что, по-видимому, и должно было случиться.
В трактир «На уголке», что напротив небольшого сахароваренного завода, каждый вечер сходились завсегдатаи и засиживались там за пивом и каргами допоздна, пока хозяин Пенкава не желал им «спокойной ночи».
Раза два и я заходил туда с друзьями — посидеть и поболтать; у нас тогда только начали пробиваться усы, но нам хотелось хоть чем-то походить на взрослых. Да, собственно, нам больше некуда было идти: трактир «На уголке» был единственным местом во всей округе, где кипела жизнь.
По воле случая мы в тот вечер сидели там, прихлебывая пиво, когда из сгущающихся сумерек в освещенный пивной зал вошли те двое чужаков, сумрачные, как надвигающаяся ночь.
Они остановились у порога, огляделись, потом решительно пересекли зал и сели за свободный столик в углу.
Зал притих, все с опаской следили за вошедшими, правда, тут же опомнились и продолжали играть в карты и разговаривать так, будто ничего не случилось.
Никто из нас не знал, кто из них Зубодер. Они были похожи как две капли воды: черноволосые, с лохматыми сросшимися бровями над темными, мрачно сверкающими глазами. Один, правда, казался постарше — он был более худощав, сильнее сутулился, у него серебрились виски.
Они заказали ром и пиво; сидели молча, смотрели прямо перед собой, будто не замечали окружающих, и вид у них был такой — воды не замутят.
Словом, все шло своим чередом. Казалось, они, идучи мимо, заглянули сюда отдохнуть после трудового дня. Так они появились в трактире впервые.
Вскоре никто из присутствующих уже не обращал на них внимания, гости шумели, распалившиеся картежники громко выражали свои восторги и огорчения. Напротив тех двоих сидел Хромой со своей компанией; они играли в «дурака» на медяки, но страсти у них бушевали: они вскакивали со стульев, размахивали руками, шумели. Было смешно смотреть, в какой азарт впадали степенные папаши. Видно, это помогало им забыть повседневные заботы, освободиться от гнетущих мыслей.
Трактирщик Пенкава в замызганном фартуке сновал между столами. Стоило гостю опорожнить кружку, как он тотчас же приносил полную, с большой шапкой пены. Он пекся о завсегдатаях с такой подчеркнутой обходительностью, словно это доставляло ему особое удовольствие. Что тут удивительного, ведь завсегдатаи оставляли здесь значительную часть своего заработка; нередко в день получки они с работы первым делом шли к Пенкаве — расплатиться с накопившимися долгами, а домой несли то немногое, что оставалось.
Казалось, те двое тихо-мирно выпьют свое пиво и уйдут восвояси, когда один из них, тот, что постарше, вдруг встал, быстро пересек зал и подошел к столику, за которым резались в карты.
Хромой, который с явным удовольствием сгребал свой выигрыш, вдруг услышал за спиной громкий хрипловатый голос, прозвучавший на весь зал:
— Разве так играют? Это же игра для первоклашек, чтобы считать не разучились…
Хромой сделал вид, что не слышит, и продолжал сдавать карты.
— Кто из вас играет в ферблан? — продолжал черноволосый. — Пошли сыграем партийку.
Молчание. Игру он предложил самую азартную.
Хромой сначала сдал карты, потом проверил, не переложил ли кому лишнюю, торжественно открыл козыря, Ловко выложил на него колоду и лишь тогда мимоходом бросил через плечо:
— Играть-то мы играем. Но с тобой играть не хотим.
Черноволосый сгорбился еще больше, он так съежился, будто у него подкосились колени: такого ответа он не ожидал.
— Почему? — удивился он. — Что ты имеешь против меня?
— Ничего, — с ледяным спокойствием ответил Хромой. — Просто потому, что ты Зубодер.
Зубодер растерялся, но не выглядел оскорбленным: между сросшимися бровями пролегла морщина, похожая на незаживший шрам.