Слухи эти вызвали у нас в предместье самые невероятные разговоры, одни подтверждали, другие опровергали сказанное; все это крайне раздражало тех, кто с неприязнью встретил новых арендаторов и не одобрял подобных новшеств. Ходили и вовсе неправдоподобные слухи, будто по ночам девушки садятся к посетителям на колени, ласкают богатых гостей; словом, там что ни день, то оргии.
Трудно сказать, где тут была правда, а где ложь, скорее всего, это были просто досужие выдумки или даже наговоры, ведь чего только не напридумывает человек, лишь бы излить свою ненависть, а под конец так заврется, что сам поверит в свои измышления.
Мне и моим товарищам уже давно не терпелось хотя бы через забор заглянуть, посмотреть, что же происходит по вечерам в «Трактире у стеклодувки». Но мы сдерживали свое любопытство, не желая изменять зароку, данному жителями предместья: на стеклозавод — ни ногой.
Стояло душное, жаркое лето. После работы мы с моим другом Ярославом частенько отправлялись на пруд. Шли мы туда по узеньким межам среди хлебов, обходя завод стороной. А то ездили туда на велосипеде. Сначала по пыльному шоссе, потом по бездорожью, по выступающим корням, по ухабам спускались к зеленой дамбе пруда.
Мы работали с Ярославом вместе на одной фабрике в другом конце города. Я выписывал наряды на сверхурочные работы в бухгалтерии, он затачивал сверла и фрезы в инструментальном цехе. Мы вместе ходили на работу и с работы, иногда по вечерам отправлялись в городской кинотеатр или в трактир «На уголке» — словом, проводили вместе почти все свободное время и во всем доверяли друг другу.
Однажды под вечер — духота стояла как перед грозой — я пошел на пруд один, Ярослав работал в вечернюю смену. Я немного задержался дома — помог матери прибраться, просмотрел книжки, которые принес из библиотеки, так что мама сама поторопила меня идти на пруд, пока не стемнело.
На блестящей поверхности пруда уже лежали тени высоких сосен, росших на его песчаных берегах. Я миновал дамбу и направился к своему любимому месту — на поросшую травой лесную полянку, затененную ветвями черной бузины.
Берег уже опустел, только внизу у дамбы оставалась компания ребят, они бренчали на гитаре и потихоньку пели, но вскоре ушли и они.
Я испытывал блаженство оттого, что я совершенно здесь один, что эта дышащая вечерней свежестью природа — темно-синие воды пруда, стройные стволы сосен, шумящих своими кронами, — все это для меня, и только для меня.
Я сидел на поляне и наслаждался окружающим спокойствием и тишиной, когда вдруг послышался мне тихий шелест, словно кто-то, легко ступая по траве, прошел где-то неподалеку. Вода подернулась рябью, от берега побежали большие круги, и кто-то, беззвучно вынырнув, поплыл на середину пруда.
Я мигом сбросил одежду, прыгнул в воду и поплыл следом. Меня обуяло любопытство, хотелось во что бы то ни стало узнать, кто скрывался за густой стеной кустарника рядом.
Незнакомый пловец оказался женщиной. Ее белая купальная шапочка то и дело выглядывала из воды.
Незнакомка плыла к острову. Я устремился за ней. Она заметила меня и поплыла быстрее, стараясь уйти от преследования. Я почти догнал ее: казалось, протяни только руку — и я коснусь ее. Но в эту самую минуту она прибавила скорость и стала быстро удаляться от меня. Неожиданно она перевернулась на спину и обожгла меня глазами: я понял, что она сердится.
— Ты чего за мной увязался?
— Можно подумать, что этот пруд твой, — защищался я.
Мы вышли на берег доросшего лесом островка. Из песка торчали размытые волнами причудливо переплетенные корни деревьев.
Когда она вышла из воды, я заметил, что она высокая, стройная, с длинными ногами, худощавая. Мокрый купальник так плотно облегал ее, что она казалась голой.
Запыхавшись от быстрого плавания, мы сели поодаль друг от друга на обнаженные корни деревьев, погрузив ноги в теплый влажный песок.
Я смотрел на нее чуть сбоку, у нее были тонкие, правильные черты лица: прямой носик, красиво очерченные чуть полноватые губы, но прежде всего обращали на себя внимание большие темные глаза, которые казались особенно огромными потому, что волосы ее были спрятаны под купальной шапочкой, и это делало лицо меньше.
— Я хожу сюда каждый вечер, но вас здесь никогда не видел, — попытался завязать разговор я.
Она молчала, водила по песку красивой ногой, пересыпала его с ноги на ногу, белые песчинки прилипали к ее смуглой коже.
Вскоре она повернулась и обратила свой взгляд на меня, я не разглядел тогда цвета ее глаз, они показались мне зелеными, даже темно-зелеными, может быть, в них отражалась зелень деревьев, а может быть, цвет их менялся.