Он понял, что наше предместье пришло заключить с ним перемирие, и был сама любезность и услужливость; быстро переходя от стола к столу, он принимал заказы, и вот уже зазвенели кружки и послышался веселый многоголосый гомон — совсем как в трактире «На уголке». Бедный трактирщик Пенкава! Вот бы удивился он, узнав, как вероломно изменили ему его постоянные клиенты, как легко нарушили свой зарок.
Когда Зубодер всех обслужил, появился второй, с гармоникой; он принес с собой табурет, подсел к нам и заиграл. Да, скажу я вам, гармонист он был хоть куда! Играл то бодро и энергично, а порой до того трогательно и печально, что слезы подступали к глазам, и вот уже снова наяривал так, что дух захватывало. Хриплые, надорванные голоса нарушили тишину заброшенного завода и доносились до нашей улицы:
В дверях промелькнула женская фигура и тут же скрылась: верно, женщина высунулась поглядеть, что делается за столами, а увидев столько новых гостей, ушла причесаться или там приодеться, чтобы показаться в наилучшем виде. Когда она снова появилась, я понял, что это не моя Златовласка; она была немного старше, полнее, с черными как смоль волосами, высокая, стройная.
Когда она, собирая кружки и тарелки, шла между столами, тесно сидящие на лавках мужчины жадно оглядывали ее фигуру в голубом свитере и шерстяной юбке, а кое-кто даже нахально тянул к ней руки, но она ловко уклонялась, как бы вообще не замечая их приставаний.
— Эмча, — кричал ей Зубодер. — Еще три порции гуляша! И два рома в конец стола!
Эмча поспевала всюду, она обслуживала нетерпеливых гостей, подпевала им и, конечно же, оживляла мужскую компанию.
— Вот это да! — с видом знатока произнес Ярослав. — Ты только посмотри, какая походка…
Она на минуту задержалась около нас и с улыбкой спросила:
— Чего желают юные господа? Что вам дать, чтобы согреться?
— Ром, — произнес я уверенно. — Два рома!
Она приняла заказ и поспешила к дому.
— С ума ты сошел? — набросился на меня Ярослав. — С каких это пор, интересно, ты потребляешь ром?
— Не бойся, плачу я, — успокоил я его.
Я дождался, когда она принесет нам ром, и тотчас же огорошил ее вопросом:
— Скажите, у вас случайно нет сестры?
— Случайно есть, — улыбнулась она. — Вы ее знаете?
— А нельзя ли с ней поговорить?
Эмча удивленно посмотрела на меня, будто не поняла моего простого вопроса.
— Нет, нельзя, — наконец строго ответила она. — Сестра больна.
— Передайте ей, что здесь Ян, — с трудом выдавил я из себя. — Она меня знает.
— Скажи пожалуйста! — удивился Ярослав. — Откуда у тебя такие знакомства?
Я промолчал.
Не успел я допить свой ром, как Эмча снова подошла к нам, доверительно склонилась ко мне и прошептала:
— Я все передала. Она шлет вам привет, говорит, чтобы вы снова пришли сюда. — И спросила: — Принести еще рома?
— Нет, спасибо, больше не надо, — отказался я. — Сколько с меня?
Остальные тоже расплачивались и собирались уходить, дело шло к вечеру, сильно похолодало. Только несколько подгулявших гостей еще пели под гармонику, но и они вскоре перешли в дом — неприветливое каменное строение, где его владельцы оборудовали небольшой зал для гостей.
Мы с Ярославом возвращались домой по проселочной дороге.
— Ты не говорил мне, что знаком с сестрой Эмчи, — начал Ярослав. — Она что, красивая, как и эта? — спросил он.
— Я встретил ее однажды вечером у пруда. Я там купался, и мы вместе плавали до островка, — признался я. — Красивая она? По-моему, красивая. Такая худенькая, светловолосая…
— Везет же тебе, — позавидовал Ярослав. — Купаться вечером с такой девушкой…
— А может быть, ничего этого и не было, — сказал я печально. — Что, если все это я выдумал…
Он недоуменно взглянул на меня.
— Тогда почему же ты просил передать ей, что ты здесь? Или это была шутка?
— Вот именно, — ответил я. — Может быть, это была вовсе не сестра ее. Может быть, это совсем другая девушка.
Но в душе я был уверен, что это она.
4
С неделю я выдерживал характер и не выходил из дому.
Я старался забыть и о трактире, и о встрече с золотоволосой феей у пруда.
Однажды вечером к нам заглянул наш сосед — Хромой.
— А ваш сын ходит в соседний трактир. Тоже клюнул на тамошних девушек…
— Мы зашли туда с футбола, — защищался я, — чтобы всем скопом отпраздновать победу…