— Когда приедешь в Прагу, я познакомлю тебя с такими девочками, какие тебе и во сне не снились…
«Если они такие же, как его несчастная жена, то упаси меня боже», — подумал Людвик.
— Что вы еще хотите? — спросила наконец женщина. — Я же сказала вам, что его нет дома. Он заключает торговые сделки…
— Но ведь сегодня воскресенье, — усомнился Людвик.
— Это неважно. Если вам нужно сообщить ему что-то срочное, то пойдите в кафе «У Тлапака». Там он встречается с заказчиками…
— Я его родственник, — представился Людвик. — Меня зовут Людвик Краль.
Она повернулась к нему, вытерла руки о выцветшие, с пузырями на коленях спортивные брюки, минуту с любопытством смотрела на Людвика, потом подошла ближе и протянула влажную руку.
— Рада познакомиться с вами, — проговорила она приветливо. — Мила рассказывал о вас. Ведь иногда он к вам заезжает. А я, с тремя детьми на шее, никуда не могу отлучиться…
Людвик сказал, что сейчас он живет в Праге, что хотел бы оставить свой адрес на случай, если дядя вдруг окажется поблизости, что мама просила его зайти к ним и передать привет.
Женщина предложила ему сесть, сказала, что будет рада, если он останется с ними пообедать, но надо немного подождать, потому что она только что поставила все на плиту, да это и не удивительно, дел столько, что голова идет кругом. Но Людвик пообещал прийти как-нибудь в следующий раз, когда дядя будет дома, и стал прощаться.
— Дома его трудно застать, он приходит только ночевать, — произнесла она с обидой в голосе. — А иногда и вообще не приходит. Он постоянно в запарке. Ведь вы знаете, как сегодня трудно заниматься торговыми сделками…
Когда он был уже за дверью, она крикнула ему вслед:
— Зайдите в кафе «У Тлапака». Это как раз по пути. Мила будет рад вас видеть.
Дети, во время их разговора державшиеся тихо и с опаской, вдруг оживились, принялись толкаться, началась потасовка, крик, и вдруг кто-то запищал, а затем громко с надрывом расплакался.
Людвик слышал этот плач, спускаясь по стертым ступенькам вниз, во двор.
В кафе «У Тлапака» посетителей было немного, кое-где сидели два-три человека, так что заведение фактически пустовало: все порядочные люди отправились домой, где их ждал воскресный обед.
Людвик несколько раз прошелся по длинному просторному залу, но дядю нигде не заметил. Тогда он набрался смелости и обратился к метрдотелю, который от нечего делать стоял в стороне и с наслаждением курил.
— Да, пан Лишка здесь, — ответил он услужливо. — Он вон там, за перегородкой, в отдельном кабинете…
Они сидели там, скрывшись от посторонних глаз. Дядя был, как всегда, нарядно одет, в белой рубашке с красиво завязанным галстуком, с золотыми запонками в манжетах. А по бокам его — две дамочки: крашеная блондинка, с круглым, будто фарфоровым личиком, и рыжеволосая, с большим носом, глубоко посаженными глазами, худая, почти тощая, с плоской грудью и тонкими оголенными руками.
Дядя удивленно глянул на Людвика, словно вспоминая, откуда он его знает. Весь вид его выражал недовольство: кто это посмел нарушить их уединение.
— Да ведь это Людвик! — воскликнул он наконец. — Откуда ты взялся, мой мальчик?
— Я был у вас дома, и ваша жена мне сказала…
— Да ты садись, — прервал его дядя.
Людвик сел на край диванчика рядом с рыжеволосой женщиной и еще больше смутился.
— Извините, что я помешал… Я не знал, что вы тут не одни, — с трудом выдавил он.
Дядя громко рассмеялся, обе дамочки тоже хихикнули.
— Какое там помешал, — бодро ответил он. — Помешать ты нам не можешь, ведь мы в кафе, а не в постели.
Все снова весело рассмеялись, и дядя представил Людвику своих спутниц.
Крашеную блондинку звали Дашей, а тощенькую соседку Людвика — Машей.
Дядя опять рассмеялся безо всякой причины: видно, с утра он уже так набрался, что, кроме как смехом, ни на что не мог реагировать. Он шаловливо обнял обеих партнерш и прижал к себе. Они приникли к нему, будто курицы, укрывшиеся под крыльями петуха.
— Я теперь живу в Праге, — заговорил Людвик, хотя никто ни о чем его не спрашивал.
— Мы тоже, — рассмеялся дядя. — В Праге нам хорошо, верно? Нигде на свете человек не чувствует такого блаженства, как в Праге.
Соседка Людвика взглянула на свои маленькие часики и глубоким, грудным голосом произнесла:
— Мне пора идти. У меня дневной спектакль.
— Маша танцует в балете, — пояснил Людвику дядя. — Может быть, как-нибудь устроит тебе контрамарку в эту их оперетку, и ты посмотришь, что она вытворяет. Я очень тебе советую пойти полюбоваться, порхает она как пушинка.