Наступил день бала. Девочек распустили после третьего урока. Ирине и хотелось и не хотелось идти на бал. Хотелось потому, что там будут и Мика и Зоя. Но все девочки будут в новых формах, а у неё новой не было. Старая же… Ирина из неё уже выросла, рукава заштопаны. Хоть бы передник был получше! У других — кашемировые, вуалевые, у некоторых даже шёлковые, а у неё из дешёвенькой материи. Да он уж и цвет потерял: не чёрный, а какой-то рыжий стал. Просила-просила маму сшить новый передник, а она…
— Ладно, и в этом проходишь. Что ж, душу продать, да тебе новое шить?
Из-за этого Ирина решила было не идти на бал. Но Мика стала уговаривать:
— И не думай даже! Вот чепуха — старая форма. Да уж если тебе так не хочется идти в ней — надевай мою. Любую. У меня их много.
Но надеть чужую форму, хотя и Микину, Ирина не согласилась. Она даже немного рассердилась на Мику, но та убедила её, что нисколько не думала обидеть Ирину.
— Ведь мы — подруги. Если бы не было у меня — ты дала бы мне, правда?
— Конечно, дала бы, но… ты понимаешь… Нет, я не могу.
— Ну, иди в своей. Знаешь что: погладь её хорошенько сквозь мокрую тряпку — она будет, как новая. И передник тоже. Моя жужелица (так Мика называла свою воспитательницу) всегда так делает, и получается хорошо!
Но Ирина знала, что хорошо не получится.
Она уже несколько раз прибегала к этому способу. Всё равно заплат не скроешь, а всё-таки хорошо бы пойти. Впрочем, отпустит ли ещё мать. Она не очень любит, чтобы Ирина ходила куда-нибудь.
Но мать отпустила, не говоря ни слова.
Ирина часа два потратила на то, чтобы привести форму и передник в приличный вид. Пришила свежие белые манжеты и воротничок, начистила до блеска туфли и надела самые лучшие свои чулки. Но старая форма осталась всё-таки старой, а Ирине так хотелось выглядеть понаряднее, ведь у всех будет праздничный вид. Она отыскала плойку без ручки, валявшуюся в комоде, завила волосы.
Мать одобрила:
— Ну вот, видишь, и без новой формы обошлось. Чем ты хуже других? Никто и не заметит.
Вся гимназия была уже ярко освещена. Тяжёлые двери поминутно открывались. Доносились звуки оркестра. В вестибюле Ирина встретила Зойку. Она тоже только что пришла, даже не успела ещё раздеться. Девочки повесили пальто в своей раздевалке и пошли наверх.
Зойка выглядела очень нарядной. На ней была праздничная форма, праздничный передник в мелкую складочку с очень узенькими бретельками, кружевные воротничок и рукавчики. Ирина осмотрела Зойку и ещё больше возненавидела свой рыжий передник.
Проходя мимо большого зеркала около учительской вешалки, они остановились поправить волосы. Ирина взглянула в зеркало и показалась себе очень хорошенькой. Она нашла, что завитые волосы ей идут.
— Да, тебе хорошо с завивкой, — подтвердила Зойка, со странным вниманием рассматривая подругу. И, помолчав, не то одобряя, не то удивляясь, добавила:
— Ты совсем, совсем не похожа на еврейку…
— А на кого же, спрашивается? — рассмеялась Ирина.
И они, весело болтая, взбежали по широкой лестнице, устланной пёстрой дорожкой.
Только они успели подняться на площадку перед дверями актового зала, как откуда-то сбоку налетела Сова:
— Лотоцкая! Это что ещё за безобразие! Кто вам позволил завиваться? Сию минуту ступайте в уборную и размочите, иначе я отправлю вас домой!..
— Лидия Георгиевна! Я… я не знала, — пролепетала, красная, как кумач, Ирина. Ей было мучительно стыдно. По лестнице каждую секунду поднимались гимназистки и гимназисты. Конечно, они слышали…
Чуть не плача, пришла Ирина в уборную и стала мочить под краном голову. Зойка утешала:
— Ну и наплевать. Размочи и всё. Я в прошлом году тоже размачивала. Меня просто с молитвы увели…
— Почему же ты мне сразу не сказала? — возмутилась Ирина, поднимая голову.
— Опусти, опусти голову, воротничок замочишь… Потому что думала, что раз бал, то ничего.
Опять поднялись наверх. Мика бегала уж по всему зданию, отыскивая подруг. Заметив мокрую голову Ирины, она засмеялась:
— Размачивали? Здорово! А Буруниха-то… Пойдем-ка, посмотрим!
И она потащила девочек по коридору. Около дверей буфетной остановилась:
— Смотрите!
Бурунова в новой светлошоколадной форме, в тончайшем плиссированном переднике, в блестящих лаковых туфлях с помпонами стояла рядом с какой-то красивой белокурой дамой в чёрном бархатном платье. Рыжие, всегда прямые, как солома, волосы Буруновой сегодня спускались на её шею красивыми локонами. На макушке торчал огромный светлокоричневый бант. Рядом с дамой стояла Сова и что-то говорила, с нежной улыбкой глядя на Бурунову.