— Извините, mademoiselle, я должен идти.
И, не прибавив ни слова, отошёл. Ирина смотрела ему вслед растерянным взглядом. Она повернула голову и встретилась с откровенно торжествующими глазами Буруновой.
Даже не попытавшись разыскать Мику и Зою, Ирина спустилась по лестнице, нашла в раздевалке своё пальто и вышла на улицу. После яркого света и нагретого воздуха бального зала на улице показалось особенно темно и холодно. Ирина шла одна по плохо освещенным улицам, печальная, с болью в сердце, с обидой.
Что случилось?.. Почему?.. Она долго стояла перед дверью своей квартиры. Хотелось заплакать, но она сдержала себя.
Мать открыла дверь:
— Уже кончилось? Одна шла ночью?!
— Нет, мамочка, меня Мика привезла… У меня голова разболелась, — солгала она.
Ирина заснула только под утро. Ей снился бал, Дима… он опять читал стихи. Федотова, блестя своими разными глазами, рассказывала о Диме, о том, какой он умный, красивый. Девочки улыбались и наперебой звали играть.
Проснулась успокоенная.
— Конечно, мне только показалось. Вот приду завтра в гимназию, и ничего не будет. Какая я глупая! А Дима… — Ирина чувствовала, что краснеет, — ему, наверно, сообщили что-нибудь важное… он ведь не такой, как другие. Он серьёзный, стихи пишет…
Ирина ухватилась за эту мысль и окончательно, убедила себя, что Диму просто вызвали. Конечно, ему было не до проводов. Она совершенно успокоилась, до обеда помогала матери по хозяйству, а после обеда вымыла посуду и села готовить уроки.
Было воскресенье.
БОЙКОТ
В понедельник утром мать заставила её принести воды для стирки, и Ирина опоздала в гимназию.
Запыхавшись от быстрого бега, она вошла в класс. Девочки уже пришли с молитвы. Они столпились около доски и оживлённо разговаривали.
Среди них виднелся пышный бант Буруновой, торчала косичка Патэ-Федотовой.
Ирина успела услышать только:
— Ни одного слова, девочки. Как будто мы с ней…
— Чшшш!..
Увидев Ирину, все сразу замолчали, и начали расходиться по местам.
— Здравствуйте, девочки! Звонок был? — спросила Ирина.
Ей никто не ответил. Она обвела глазами класс. Но все уже были заняты своим: деловито перелистывали учебники, раскладывали тетради, чистили промокашками перья.
Мики и Зойки в классе не было. Ирина села.
«Что же это значит? — думала она. — Почему они все… такие?»
Мика и Зоя вернулись с большими мокрыми губками, повесили их около доски и уселись.
— Здравствуй, Иринка! Почему опоздала? — громко спросила Мика и как-то вызывающе посмотрела в сторону Буруновой.
— А мы тебя искали-искали тогда. Куда ты девалась? — сказала Зойка.
Ирина облегчённо вздохнула и зашептала:
— Слушай, Мика, что случилось?
— Потом! — торопливо и также шёпотом ответила Мика.
В класс вошёл Иван Павлович Кислов, или, как его называли гимназистки, «Точная наука». Тощий, сутулый, с сивой бородкой клинышком, Иван Павлович наводил страх на тех, кто не ладил с математикой. Он не кричал, не хмурился. Когда ученица отвечала плохо, он улыбался, показывал чёрные зубы, потирал ладони и говорил:
— Да! Не великолепно-с! Вам бы, барышня, огурчики солёные пересчитывать, а не точной наукой заниматься. И ручки от рассола помягче бы стали, и до ста скорее научились бы считать!..
Точная наука положил на стол стопку тетрадей со свисающими разноцветными ленточками. На ленточках держались промокашки, украшенные картинками. Чем любимее был преподаватель, тем ярче наклеивалась картинка. Ленточка выбиралась «со значением». В тетрадях, которые принёс Точная наука, больше всего было ленточек жёлтого цвета. Жёлтое, на языке цветов, значило измену, ненависть.
Математик сел, потёр ладони и улыбнулся.
— Ну, значит, плохо! Наверно, колов да пар наставил! — шёпотом сказала Зойка. — Сейчас начнёт солёными огурцами кормить… Идол!..
Она схватила карандаш, быстро начертила небольшой круг, от него — палочки в разные стороны. Получилось солнце с лучами, как рисуют маленькие дети. Это было излюбленное девочками гаданье о том, какую поставят отметку.
— Хлеб, соль, вода, беда! Хлеб, соль, вода, беда!.. — лихорадочно шептала Зойка, быстро зачёркивая палочки.
— Хлеб, соль, вода, беда! Беда! Значит, двойка. Ой!
Если на последнюю палочку приходилось слово «хлеб», нужно было ждать пятёрку, «соль» — знаменовало четвёрку, а «вода» — спасительную тройку.