А потом к нам пришёл священник с дьяконом тоже славить рождество. Они каждый праздник ходят. Мама увидела их в одно и сердито сказала: «Вот! Несёт уж чёрт долгорясых, Федя, готовь полтинник!» А когда они вошли, она стала кланяться: «пожалуйте, батюшка, пожалуйте, отец дьякон!» Когда они отслужили, мама пригласила их к столу. Они выпили по две рюмки водки, поели баранины и ушли. В дверях мама сунула батюшке полтинник. Он посмотрел на него и положил в карман. А мама ушла в комнату и оттуда закричала:
— Иринка, неси тряпку! Гляди, как наследил, холера его возьми.
Это она про дьякона-то! Мама всегда ругает священников, а папа молчит и усмехается. Папа не ходит в церковь, а мама иногда только. А вот я хожу каждую субботу и воскресенье, а если не пойти, — запишут, потом Сова начнёт отчитывать!
Я как-то спрашивала маму, почему она ругается, а в церковь всё-таки ходит. Ведь у неё нет никакой Совы… Я бы не ходила, если бы не заставляли. А мама вздохнула и говорит: «Не ходила бы, да горе заставляет!» Я опять: «А бог накажет, если не ходить в церковь?» Тут она рассердилась: «Халда! Тратим на тебя деньги, учим, а ты как была халда, так и осталась. Ни бог, ни чёрт не поможет и не накажет. Люди накажут!» Как же это? Наверно, я, действительно, дура, что ничего не понимаю. Мне только кажется, что ни папа, ни мама не верят в бога. А я верю? Не знаю.
27 декабря.
Никто не знает, какая у меня радость и какой у меня был день вчера. Мне некогда было даже записать в дневник. Делаю это сегодня. Не знаю только, с чего начать. Ну, с самого утра. Напились мы чаю, я убрала посуду и прямо не знала, за что взяться. Скучно было — ужасно! Ходила-ходила из угла в угол так, что мама даже закричала: «Что ты, как неприкаянная, ходишь? Дела найти не можешь?»
Я подошла к окну и стала смотреть на улицу. Ночью снег шёл, и улица сделалась такая ровная и белая. А на крыши будто кто чистые салфетки постелил. По улице ходят люди нарядные, весёлые, около наших ворот ребятишки накатали огромный ком снега, вывозились все в снегу, замёрзли, а домой не уходят. Мне тоже захотелось на улицу, но, во-первых, мама бы не отпустила: «нечего подмётки зря шаркать — не даром достаются», а, во-вторых, я подумала, что всё равно я одна и мне и на улице будет так же скучно, как дома.
Так я стояла и думала о невесёлом и вдруг вижу — к воротам санки подъезжают и останавливаются. А из санок — Мика.
Я даже глазам не поверила, думаю, — к кому это она здесь? А она посмотрела на номер дома, помахала рукой какому-то мужчине в золотых очках, что-то ему сказала и — прямо в ворота. У меня сердце забилось. Санки стали отъезжать, а через минуту в нашу дверь послышался стук. Я и обрадовалась, и испугалась. Значит, Мика ко мне приехала, а что скажет мама? Ведь она всегда говорит, что не позволит, чтобы ко мне ходили разные «вертихвостки», а какая же Мика вертихвостка? Ну, я стою и не знаю, что мне делать, а мама — она спала — выходит из комнаты и говорит: «кого это чёрт несёт? Иди, открой, не слышишь, что ли? Уснуть не дадут!» Мне ещё хуже стало, думаю, как она погонит Мику… Стыдно! А та опять стучит. Я побежала, открыла. Мика смеётся: «Не ждала? Я нарочно тебе не сказала, что приду, а я уже давно решила. Ну, что же ты меня не приглашаешь?» А у меня душа замерла. Бормочу что-то и не знаю что. В это время мама вышла в прихожую — заспанная, растрёпанная и на Мику смотрит неласково. А она, будто и не замечает, сняла шубку и к маме: «Здравствуйте, тётичка, я пришла с вами познакомиться и с праздником поздравить. Я — Мика Огнева, Ирина моя подруга». Да сразу маму, обняла за шею и чмок в губы. И при этом сказала: «Ирина — счастливая, у неё есть мама, а у меня нет» и вздохнула. Я смотрю на маму, а у неё лицо сразу переменилось: стало ласковое, хорошее такое, даже красивое. Я и не знала, что мамино лицо может быть таким красивым. Она так хорошо приняла мою Мику, что лучше и быть не может. Всё время разговаривала с ней и угощала самым лучшим, что у нас было.
Мика — удивительная девочка. Как-то она сумела подойти к маме, и я знаю, что она не подлизывалась, а всё у неё было искренно. Мама ей понравилась, она сама мне сказала и прибавила: «ты, Иринка, не сердись, но, знаешь, просто не верится, чтобы она могла ругаться и бить тебя». Что мне было отвечать? Я Мике всё рассказала, и я ведь не лгала, а правду говорила. Конечно, не всегда мама злая, а только мне тяжело приходится, когда она разозлится. А это бывает чаще, ну, и забываешь, когда она бывает доброй.