— Будет тебе забивать пустяками голову!
А что это значит? Что он назвал пустяками — я не поняла. Так и не узнала ничего.
6 января.
Вот и каникулы кончились. Завтра в гимназию… Войду я в класс, и опять никто на меня не взглянет, не скажет ни одного слова. Как будто меня вовсе нет. Только Зоя и Мика… А может быть, и они… Нет, они обе хорошие. А вдруг я приду, и все девочки со мной заговорят, как раньше? Только нет, не будет так. Все меня ненавидят…
Очень мне тяжело. Прямо ничего делать не хочется.
ПОСЛЕ КАНИКУЛ
Ирина пришла в гимназию рано. В классе ещё никого не было. Она села на своё место и стала ждать. Надеялась, что, может быть, всё изменится и девочки снова будут разговаривать с ней. Ведь могло же так случиться!
Стукнула дверь. Ирина оглянулась. Вошла Кропачёва, весёлая, в новой форме. Но, как только увидела Ирину, лицо у неё сразу стало неподвижным. Она быстро прошла мимо и села на свою парту.
— Значит, всё по-старому… — подумала Ирина и низко наклонилась над книжкой.
Девочки входили одна за другой, шумно здоровались, разговаривали.
Она больше не поднимала головы, пока не пришла Зойка.
Ирина радостно повернулась к ней. Но Зойка как-то смущённо кивнула головой, положила на парту книги и сразу отошла к другим девочкам. Через несколько минут она взяла свою сумку и, не сказав ни слова, пересела к Насоновой.
Ирина ещё ниже наклонила голову.
Вбежала Мика. Она обняла Ирину, смеясь, прижалась к её лицу щекой.
— Смотри, какая я холодная. Я тебя заморожу. Да что с тобой, Иринка? У-у, бука! Ты чего? — удивлённо спросила она, видя, что подруга ни одним движением не отозвалась на её ласку.
— Ничего! — ответила Ирина.
— Как ничего? Ты сердишься на меня? А Зойки нет?
— Вон она. И ты иди к ней!
— Ничего не понимаю! — пожала плечами Мика и крикнула:
— Зойка! Иди-ка сюда!
— Я, Мика… я здесь теперь буду сидеть, — краснея, отозвалась Зойка.
— А-а! Вот как! Идём за доску, мне надо с тобой поговорить! — потребовала Мика.
Зоя неохотно поднялась и с опущенными глазами прошла за доску.
Сначала Ирина не слышала их разговора. Из-за доски были видны Зойкины ноги. Носком туфли она ковыряла пол. Потом донёсся возмущённый голос Мики:
— …Стыдно… Что же, что весь класс… А когда над тобой смеялись — Тебе было хорошо? Ну и пусть, я не боюсь… Нет? Ну, ладно!
Мика с поднятой головой вышла из-за доски, села с Ириной и громко сказала:
— Зойка больше нам не подруга — ни тебе, ни мне.
После каникул Ирина совсем перестала готовить уроки.
Мика всячески старалась её развлечь, уговаривала, но она не хотела ничего слушать.
— Ничего ты не понимаешь! Оставь!
Измена Зойки подействовала на неё сильно. Даже к Мике она стала относиться недоверчиво, подозрительно, каждый день ждала, что и Мика перейдёт на сторону класса. Между ними происходили частые ссоры. Вспыльчивая Мика обижалась на несправедливые придирки Ирины, но тут же остывала и снова становилась ласковой.
— Не надо ссориться, Ирина! — говорила она. — Я ведь тебя очень люблю.
Но бывали дни, когда Ирина вела себя по-другому. Она громко смеялась, ходила по классу с высоко поднятой головой, бегала по коридорам, предлагала Мике такие шалости, что Огнева, очень охотно участвовавшая в разных проделках, только качала головой:
— Смотри, Ирина! Попадёт. Ты ведь знаешь, как тебя не любят!
— Ну вот, ты сама говоришь, что меня не любят. И не надо и пусть не любят. И ты не люби!
В такие дни единиц и замечаний бывало больше. Раз одна девочка из другого класса дала ей две книжки Пинкертона. Ирина прочитала их запоем и с тех пор сама доставала эти книжки у старика-газетчика, торговавшего газетами на углу, около кондитерской. Книжки можно было возвращать старику. Он брал по пятачку залога за каждую.
Ирина стала отдавать старику все свои карманные деньги. Иногда он давал ей книжки в долг. Она читала дома, говоря, что готовит уроки, читала в классе во время урока, пряча книжку в учебник. Читала в перемены. Прочитав книжку, она подолгу сидела на одном месте и мечтала. Ирина воображала, что вместе с Пинкертоном она мчится с бешеной скоростью в автомобиле и спокойно кладёт руку на плечо убийцы, уже занесшего нож над своей жертвой. Она видела себя женой замечательного сыщика. Он рассказывает ей о страшном преступлении, она помогает распутывать его… Какая необыкновенная жизнь! Тут красавица с распущенными волосами в ужасе простирает обнажённые руки, моля о пощаде, а дуло револьвера безжалостно направлено на нее. Там связанный молодой человек, с ниточкой пробора на голове, во фраке и лаковых ботинках, томится в подземелье, связанный крепкими верёвками, а большие крысы бегают по его лицу, по всему телу.