— Выйдите обе из класса! И вы тоже… за компанию! — ткнул он пальцем в сторону Федотовой.
В большую перемену провинившиеся девочки вернулись в класс. Когда они шли по коридору, Федотова остановилась и, сильно смущаясь, сказала:
— Лотоцкая… ты… я… ну, ты не сердись. Ты… хорошая… я больше не буду на тебя… Ладно?
— И на меня не сердись! — вставила Русанова.
— Я? Да я нисколько не сержусь, девочки, честное слово! — горячо ответила Ирина.
Они все трое вошли в класс. И снова, как в утро бойкота, все замолчали при их появлении. У Ирины сжалось сердце.
И вдруг к Ирине подошла Верка Телятникова. Она, как и Патэ-Федотова, была смущена.
— Понимаешь, Лотоцкая… мы… весь класс, — бессвязно заговорила она. — Словом, мы все хотим с тобой разговаривать и…
— Я рада… так рада… вы все… такие хорошие! — радостно говорила Ирина. — Ах, как я рада!
Остальные девочки тоже подошли мириться с Ириной.
— Вот видишь, вот видишь!.. Всё прошло! — торжествующе говорили Мика и Зойка.
А Ирина, счастливая, порозовевшая, бросалась от одной девочки к другой и всё твердила:
— Как я рада, девочки!
— Девочки! — вдруг крикнула Телятникова. — Времени ещё много! Танцы! Сейчас же танцы! Музыканты! Доставайте гребёнки!
Музыканты уселись на подоконник, и начались танцы.
СЕКРЕТ МИКИ
Наступил великий пост. Утром и вечером с колоколен городских церквей раздавался тягучий звон. По улицам брели в церковь чёрные старушечьи фигуры. Классные дамы стали строже, чаще останавливали расшалившихся девочек, подолгу читали нравоучения.
Но это не помогало. Едва только звонок возвещал конец урока, девочки, не дожидаясь, пока преподаватель выйдет из класса, бежали к окнам и открывали их. В класс врывался свежий весенний воздух и яркое солнце. Доносились уличный шум, звонки трамвая, стук лошадиных копыт по мощёным мостовым.
Девочки забирались на подоконники и, свесив головы вниз, наблюдали, как ледяные сосульки, подтаивая, падали вниз, на асфальт тротуаров. Одно окно выходило в большой гимназический сад. Здесь воздух, казалось, был ещё свежее. Девочки разглядывали набухающие почки деревьев, показывали друг другу места, где сквозь прошлогодние бурые листья уже пробивалась свежая, яркозелёная трава.
— А у нас в Сибири ещё холодно! — задумчиво говорила Ирина. — Знаете, девочки, здесь и небо не такое, как там. И выше как будто и синее-синее…
Но раздавался звонок, и девочки нехотя сползали с подоконников, шли на места. Уроки проходили вяло. Гимназистки томились, нетерпеливо ждали пасхальных каникул, чтобы набегаться, надышаться весной. Даже преподаватели, казалось, были охвачены таким же настроением. Они меньше задавали уроков, больше повторяли уже пройденное и тоже часто поглядывали в окна.
Прошла четвёртая, «крестопоклонная» неделя поста. Вечерами гимназистки ходили ко всенощной в гимназическую церковь.
Длинные службы были очень утомительны, и, не выдерживая стояния на ногах, девочки начинали перешёптываться, подталкивать друг друга. Самые отчаянные щипали соседок. По церкви полз шёпот, слышались вздохи.
При каждом движении классные дамы строго оглядывали коричневые ряды и, когда восстанавливался порядок, снова обращали глаза к иконам.
Во время молитвы нужно было часто опускаться на колени.
В последний раз, когда девочки отстаивали уже шестую всенощную, у Ирины закружилась голова. Она стояла в передних рядах, и дым от ладана, сладкий и дурманящий, похожий на запах тления, шёл прямо на неё.
«Господи, владыко живота моего…» — откуда-то издалека доносился голос.
Все опустились на колени. Ирина, чтобы не упасть, ухватилась за барьер клироса.
— Лотоцкая! почему не на коленях? — сердито зашипел над ухом голос Совы.
— Я… не могу… голова… меня тошнит.
— Сейчас же встаньте на колени. Это неприлично! Все на коленях, а вы…
Ирина медленно опустилась на колени. Мика замахала на неё платком. Сова вытянула шею, но, увидев побледневшее лицо Ирины, открытым ртом ловившей воздух, снова выпрямилась, застыла.
Служба кончилась. Гимназистки чинно, парами выходили из церкви.
— Я так испугалась, так испугалась, а ты стоишь зелёная! — говорила Мика, когда девочки вышли на паперть.
— Тополями пахнет, — сказала Ирина, жадно вдыхая свежий прохладный воздух. — Как хорошо!
— Скорее бы лето! Я так рада, что до каникул недалеко.
— А говеть? Утром в церковь, вечером в церковь, — напомнила Зойка.
— Да-а! Ну, что ж, зато после пасхи поучимся немного и — на целое лето.