Ирина вышла. Она уже раскаивалась, что спросила. «Вот опять налетела!»
Она оглянулась. Ни Мики, ни Зойки в церкви не было. В стороне, прислонившись к колонне, стояла Сова. Около клироса несколько гимназисток ожидали исповеди.
— Не видели Огневу? — шёпотом спросила Ирина одну из них.
— Сова обеих отправила домой, — также шёпотом ответила девочка. — И Огневу и Заикину.
Ирина направилась к Сове:
— Лидия Георгиевна, отец Александр просил передать… он хочет… поговорить с вами.
Сова подозрительно осмотрела Ирину:
— Исповедались?
— Да.
Длинным показался Ирине час, пока она ждала окончания исповеди. Отец Александр расслабленной походкой вышел в опустевшую церковь, отвёл Сову к высокому узкому окну и долго что-то ей говорил. Сова негодующе качала головой, пожимала плечами. Потом подозвала Ирину.
— Вы даже на исповеди не могли удержаться от ваших неприличных выходок! Вы ведёте себя возмутительно! Я доложу начальнице! — задыхаясь от злости, выговорила она.
— Да, случай… беспримерный. Покаяние необходимо… — сказал священник. — Будете приходить сюда… утром к ранней обедне… ежедневно и ко всенощной… — повернулся он к Ирине. — По отрочеству вашему… назначаю вам пятьдесят поклонов… по два раза в день. А уж с причастием… придётся подождать… После пасхи посмотрим…
Ирина со страхом шла домой. Как она скажет матери, что её лишили причастия?!. Что-то будет?
Мать встретила её ласково:
— Устала? Есть хочешь?
После исповеди до причастия, то есть часов до двенадцати следующего дня, есть не полагалось. Но мать Ирины не придерживалась этого обычая:
— С ума сойти — больше полусуток ребенка голодом морить. Ешь, чего там! Пусть уж бог простит…
Она принесла тарелку Горячей жареной картошки и стакан молока:
— Ешь!
Ирина подошла к ней, обняла и сказала:
— Мамочка! На меня батюшка рассердился сегодня…
— Ну?
— Велел каждый день к ранней обедне ходить и ко всенощной. А причащаться завтра я не буду…
— Это ещё почему? — удивилась мать. Она не очень хорошо знала религиозные обряды и порядки.
— Мамочка, я правду скажу… Батюшка начал меня про мальчиков спрашивать, не целовалась ли я, а мне обидно стало… Ещё я спросила, есть ли бог…
Ирина замолчала. Она ожидала взрыва гнева, но против обыкновения мать отнеслась к её сообщению довольно хладнокровно:
— Дура ты, дура! Кто тебя тянул за язык? Ну, раз он у тебя зудился — бейся теперь лбом. Может, дурь-то из головы выколотишь!
Отец сидел тут же и молча слушал разговор Ирины с матерью. Потом он сердито буркнул:
— В церковь натощак не ходи. Завтракай.
И больше ничего. Ирина с облегчением вздохнула и села за стол.
Теперь она каждое утро и каждый вечер ходила в церковь. Не пойти было нельзя. Отец Александр потребовал, чтобы эпитимию она отбывала в соборе. Она должна была являться до прихода священника и стоять у самых дверей, чтобы он, входя, мог её видеть. Ирина очень уставала от долгого стояния, спина болела от поклонов. Каждый раз нужно было встать на колени, приложиться лбом к полу, потом подняться и — снова на колени. В плохо прикрытую дверь дуло. Печи в церкви уже не топили, каменные плиты пола были такими холодными, что у Ирины совершенно застывали ноги. Дома ворчала мать: Ирина простаивала полдня в церкви вместо того, чтобы помочь по хозяйству. Почти каждый вечер в церковь приходили Мика или Зойка, а то и обе — это было единственной радостью. Отстояв вместе с ней вечерню, они шли провожать подругу.
— Проси у него прощения, Ирина! — уговаривала Зойка. — Ты совсем посинела. Ну, что тебе стоит? Пообещай, что больше не будешь сомневаться и всегда уроки ему на пятёрку знать. Проси!
— Да, простит он, как же! — дрожа отвечала Ирина.
— Подожди, Зойка! Молчи! — вдруг засмеялась Мика. — Я придумала… никакого прощения просить не надо. Ах, как хорошо будет! Почему мне это раньше не пришло в голову — вот глупая! Больше ты не пойдёшь в церковь, Иринка. Завтра — последний раз!
— Ну да! — не поверила Ирина. — Как ты это сделаешь?
— Раз я говорю, значит знаю как. Просто замечательно! — нетерпеливо оборвала её Мика.
— Да что ты придумала? Скачет, как сорока, вопит «замечательно», а не говорит! — рассердилась Зойка.
— Не спеши. Сейчас скажу. Ах, какие мы глупые! Давно надо было сделать. Слушайте, девочки, кто мой папка?
— Ну, доктор! — недоумевающе ответила Зойка.