— Ты, Фёдор, послушайся меня, сходи к Николаю Алексеевичу Некрасову, в «Современник», если хочешь в хорошие руки… Право! Некрасов поймёт тебя и поможет. Он и брату много помогал. Неси Некрасову!
Некрасову? В «Современник»? Это было бы великое счастье. Только возьмёт ли Некрасов.
А Комаров уже рассказывал всё, что знал о Некрасове. Это очень хороший человек, отзывчивый, умный.
— Как его любят! Конечно, у него врагов сколько хочешь, они и плетут про него чёрт знает что, а больше таких, которые молиться на него готовы. Ты знаешь ли его стихи?
Вместо ответа Фёдор Михайлович стал взволнованно читать:
Свечка давно догорела и погасла. За стеной стало тихо. Из кабака ушли последние посетители, а Фёдор Михайлович и оставшийся ночевать Комаров всё ещё разговаривали шёпотом. Они лежали на узкой кровати, укрывшись пледом.
— Так пойдёшь к Некрасову? — сонным голосом спросил Комаров.
— Непременно. Ещё кое-что поправлю, закончу переписывать и пойду, — ответил Фёдор Михайлович.
Декабрь был особенно холодным. Выношенная ватная шинелишка совсем не защищала от холода. Сюртук становился положительно неприличным. Неумело нашитые самим Решетниковым заплаты на локтях топорщились, надувались кошелями и для франтоватых департаментских чиновников служили неисчерпаемым источником смешков и шуточек.
Фёдор Михайлович с трудом высиживал часы занятий в департаменте. Но дома было не лучше. Насмешки чиновников сменялись вежливыми напоминаниями хозяина об уплате долга. Решетников пробовал отсылать свои очерки в разные редакции, но они неизменно возвращались обратно.
Поневоле приходилось обивать пороги ненавистной «насекомой», хотя это и было бесполезно. Усов денег не платил.
Фёдор Михайлович уже давно перестал верить обещаниям и ходил только потому, что обстоятельства не позволяли пренебрегать даже самой слабой надеждой получить деньги. А ходить становилось всё противнее. Решив, что это последний раз, он отпросился у столоначальника Меркулова и пошёл.
По приёмной «Северной пчелы» из угла в угол нетерпеливо расхаживал какой-то молодой человек в расстёгнутой шинели.
— Отчего это у вас денег нет? — спрашивал он раздражённо.
Молчаливый конторщик нехотя буркнул:
— Спросите у Усова.
И снова углубился в счёты.
Пока Фёдор Михайлович ожидал Усова, в редакции перебывало несколько человек: дворник, мальчик из типографии, рабочий. Все они просили денег. Дворнику конторщик выдал на фунт свеч. Мальчик и рабочий не получили ничего.
— Покуда я ждать-то буду? — говорил рабочий.
— Пошёл вон, свинья! — рассердился конторщик.
— Сам свинья, вместе с Усовым!.. — ответил зло рабочий и вышел, хлопнув дверью.
Немного погодя из квартиры Усова прибежал лакей.
— Где дворник? Какой-то подлец ворвался в залу, я его гоню, а он сел на диван. Говорит, не выйду до тех пор, пока не получу денег. Это просто беда! Где дворник?
— За свечами ушёл, — равнодушно сказал конторщик, не поднимая головы от работы.
Усова пришлось ждать часа два. Наконец, он пришёл, поздоровался с молодым человеком, тоже ещё не уходившим, и жалобно пропел:
— Извините, ради бога, ей-богу, нет денег. Придите через неделю…
И прошёл в свой кабинет, даже не взглянув на Решетникова.
Вне себя от обиды и негодования Фёдор Михайлович выбежал из редакции. Поднявшийся ветер сразу бросил прямо в лицо колючие снежинки. Они попадали за воротник и таяли на шее. Решетников шагал мимо роскошных особняков, отделённых от улиц красивыми чугунными решётками. Он шёл, опустив голову, давая себе клятву не переступать больше порога «Северной пчелы».
Довольно унижения! Лучше подохнуть с голоду, чем увидеть ещё раз наглую физиономию Усова. Пусть этот негодяй подавится его деньгами, его трудом, он…
— Бере-гись!
Фёдор Михайлович едва успел отскочить. Щегольские сани, запряжённые рысаком, промчались мимо. В них сидела какая-то глыба, уткнув нос в бобровый воротник, похожая на Усова. В лицо Решетникову полетела снежная пыль. Он выругался и пошёл быстрее.
А в департаменте ждала новая неприятность.
Не успел Фёдор Михайлович сесть на своё место и отогреть закоченевшие пальцы, как к нему подошёл помощник столоначальника и сказал вполголоса: