— В департаменте министерства финансов. Писцом.
— Ну, это вам ничего не даст. Займитесь лучше всецело литературой.
Фёдор Михайлович, не отрываясь, смотрел на Некрасова.
Господи, какой человек! Да как же он посмел сравнивать его с Усовым. Да разве можно хоть мысленно произносить «Некрасов» рядом с Ус… рядом с тем торгашом?
И, повинуясь неожиданному порыву, которого не смогла бы остановить никакая сила, Решетников схватил лежавшую перед Некрасовым на столе рукопись «Подлиповцев» и быстро написал на первой странице:
«Посвящается Николаю Алексеевичу Некрасову».
Потом, словно боясь возражения, поднял на Некрасова ещё более бледное, чем всегда, лицо с ярко светящимися глазами:
— Вы уж мне позвольте это, Николай Алексеевич… Я от души, потому что…
И запнулся.
Некрасов долгим, внимательным взглядом поглядел на Решетникова и понял, что в эту минуту он получил самый дорогой подарок, какой только может быть сделан человеку и писателю, и ответил просто, крепко пожимая руку Фёдора Михайловича:
— За это спасибо, отец!
Решетников вышел от Некрасова как во сне. Ликующая, буйная радость, которую он ощущал, чудесно изменила Петербург. Дома, улицы, мостовая — всё казалось прекрасным. И люди… Удивительно, сегодня у всех такие хорошие, приветливые лица.
Решетников шёл в расстёгнутом пальто. Попрежнему дул резкий холодный ветер — он не чувствовал его. Студёные камни мостовой сквозь-тонкие изношенные подошвы сапог на этот раз не причиняли боли.
Прохожие с удивлением оглядывали странного человека с бледным скуластым лицом и сияющими глазами. Он шёл, размахивая руками, улыбаясь.
«Подлиповцы» приняты. Люди узнают правду о несчастных тружениках. Только на полдороге Фёдор Михайлович очнулся, вспомнил о деньгах. Он нащупал в кармане пачку. Столько у него никогда не было. Значит, можно на время забыть о своей нужде, можно послать, немного родным, можно каждый день обедать, а сейчас, сию минуту…
— Эй! Извозчик!
Впервые за всё время службы Фёдор Михайлович вошёл в департамент не бочком, робко, стараясь не наткнуться на начальника, а смело и свободно, с поднятой головой и решительным взглядом. Твёрдым шагом он подошёл к своему столу, за которым ожидал его начальник отделения.
— Вы опять отлучались без спросу? — тихо, зловещим тоном спросил начальник.
— Да, отлучался. Мне нужно было в редакцию журнала «Современник», к господину Некрасову, — чётко выговаривая слова, весело ответил Решетников.
Это было так необычно, так непохоже на «запуганного, забитого писчишку», каким считали его в департаменте, что начальник от изумления вытаращил глаза.
— Да вы пьяны, что ли? Нет уж, довольно! Сию же минуту пишите прошение об отставке! И не просите — не оставлю больше.
— Я и не думаю просить, — также весело ответил Решетников, — освободите, пожалуйста, моё место!
Это уж было совсем что-то такое… Начальник даже слов не нашёл, чтобы как следует отбрить «спятившего писчишку», и молча поднялся со стула.
Фёдор Михайлович схватил лист бумаги и быстро написал прошение об отставке.
С судным отделением департамента внешней торговли министерства финансов было покончено навсегда.
В назначенный час Решетников отправился на обед к Некрасову.
Перед уходом оглядел свой костюм, сапоги.
— Неказисто!.. Ну, делать нечего. Каков есть.
Шёл уже почти смело. Как ни говори, а он уже литератор. И идёт к литератору. И там встретит тоже литераторов. Чего же робеть?
Но когда вошёл в знакомую уже переднюю, увидел лакея, подававшего ему кофе, — стало не по себе.
А тут ещё лакей растворил обе половинки дверей и согнулся в поклоне. Ну, чего гнёт спину, дурак!
В гостиную вошёл сердитый. Пусто. Слава богу, хоть никто приставать не будет.
Сел в самый дальний угол. На резном столике увидел какой-то альбом. Вот и занятие. Но не тут-то было. Из боковых дверей, шурша шёлковым кринолином, та самая… Авдотья Яковлевна, что ли… и прямо к нему. Зачем?
А Авдотья Яковлевна уже протянула руку.
— Вы — Решетников? Давайте знакомиться. Я — Станицкий.
От удивления он даже руку забыл протянуть. А она смеётся:
— Да что с вами? Давайте же руку! Или знакомиться не хотите? Ну же!
Сама взяла его растопыренные пальцы, пожала по-мужски.
— Ну, садитесь. Будем разговаривать.
Села на низенький диванчик, руки на коленях, одна в одну вверх ладонями, сложила. Повернула голову.
— Нравится вам Петербург?