— На зарядку становись! — бодро выкрикнул Рыжий, подражая диктору, ведущему зарядку по радио.
— Я посплю немного. У меня ноги болят, — скулил Артем.
— Это с непривычки, крепатура называется, мышцы, видно, к бегу не привыкли, — уговаривал отчим. — Вставай, мы сегодня тебе нагрузочку снизим.
Артем потянулся, поймав глазами кусочек серого неба за окном.
— Как мы побежим, там же дождик?
— Не сахарный — не растаешь.
— Арнольд, ну что ты его уговариваешь, — потеряв терпение, воскликнула мама. — Не встанет на зарядку — в субботу не пойдет в кино.
— При чем тут кино? — Артем вздрогнул и, поежившись, присел на постели, все еще кутаясь в одеяло. Неужели Рыжий заставит его бегать и зимой, когда выпадет снег?
Будильник, громко тикавший на подоконнике, показывал четверть седьмого. Артем лениво нашарил тапочки и вспомнил, что раньше он вставал на час позже, успевал и зарядкку сделать, и с эспандером позаниматься, который купил себе, чтобы немного накачать мышцы. Этого ему действительно не хватало, но так ли нужны ему эти пробежки, которые выдумал Рыжий, чтобы согнать свой лишний вес?
— Мойся быстрее! Только оденьтесь теплее, сегодня ветер холодный, — ласково напутствовала мать, легонько подталкивая Артема к дверям.
И вот Артем уже бежал в полусне следом за Рыжим, удивляясь, отчего умывание не принесло ему облегчения: веки по-прежнему падали вниз, ресницы слипались. Волны холодного ветра пытались остановить Артема, отбросить его назад. Мальчик прятался за спину отчима, считая про себя шаги. До сквера, если Рыжий не начинал спешить, расставлять ноги на версту одна от другой, получалась в среднем тысяча трудных шагов.
— Раз, два, — считал Рыжий, подбадривая Артема, и бежал все медленней, очевидно, уставал от встречного ветра и сам. По его толстой шее на белую майку струйками стекал пот.
— Глаза, глаза-то не закрывай. Уснул-то, наверное, поздненько?
Артем промолчал, радуясь тому, что за лидером ему бежалось легче: впереди не было упругой воздушной стены, сводящей на нет усилия бегуна.
— Я говорю, вечером долго ворочаешься. Заснул-то вчера небось за полночь? — крикнул еще раз Рыжий, обернувшись.
— Я просто бегать не люблю, скучно.
— А как же ты в футбол играешь?
— Там мячик, за игрой не замечаешь.
Ветер вдруг ослаб, и Артем прибавил шагу. Теперь они бежали с отчимом рядом, плечом к плечу.
— Футбол — это бесполезняк. Рывочек сделаешь, если мяч к тебе отскочил, а потом опять на месте спишь. Моя стихия — бег. Я, если утром пробежку не сделаю, весь день сам не свой хожу, будто пыльным мешком стукнули.
Отчим рассмеялся и побежал еще медленнее. Ему нравилась и эта утренняя прогулка, и неторопливый разговор с мальчиком, и то, что Артем за месяц пролетевший со дня свадьбы, вроде попривык к нему, мог, не смущаясь, разговаривать теперь с ним о посторонних вещах.
— Бег — это чудо! Я своего Леньку с малолетства стал на пробежки запускать. Расстояния выбирал по возрасту, конечно. Кружок возле дома, ну два — и баста. У нас там в поселке приволье — вот и бегал он так по травке, до колонки и обратно. Потом зарядочка: ручки в стороны, вверх, прыжочки на месте и в движении, потом поприседаем с ним немножко. Моторика у него для пяти лет была — дай бог каждому. Как пройдется по комнате, сразу видно — мужичок, хоть и сам с ноготок. Летом, помню, однажды посмотрел, как он с малышами в песочнице возится, и подумал: все, вроде бы, одинаковые, малявки эти, а приглядишься и видишь — фига с два. Природа, она не спит: все по Дарвину идет — естественный отбор, породистый пацан сразу виден.
Довольный собою, Рыжий снова прибавил темп.
— А кто он вам, этот Ленька? — спросил Артем.
— Сын, — пояснил Рыжий и, сообразив, что прежде Артему про свою старую семью ничего не говорил, умолк.
— Как сын? — переспросил Артем, почувствовав, что ему снова стало трудно бежать.
— Да, сынок — от первого брака. Ну, до сквера совсем немножко осталось — айда наперегонки!
Рыжий, бешено заработав руками, ушел в отрыв. Артем намеренно остался сзади. И прохожие, спешившие к заводской проходной, и сами фабричные корпуса с огромными, непрозрачными от пыли окнами, и умытая дождем мостовая — все вокруг вдруг словно подернулось тонким серым туманом. Где-то далеко впереди, куда стремился умчаться Рыжий, тревожно взвизгнула электричка.