«Почему, — спрашивал себя Артем, — почему Арнольд никогда не говорил мне о своем сыне? Знает ли об этом мама? И сколько теперь этому малышу лет? Что будет с мамой, если Рыжий когда-нибудь соберет чемодан и вернется обратно к Леньке?»
Мысли путались, проносились в голове, опережая друг друга, и обрывались вопросами, на которые Артем не мог дать ответа, и от этого ноги не слушались его, ему хотелось остановиться и пойти пешком обратно, домой.
17
— Ма, а кто мой отец? — спросил Артем.
— Отчество свое забыл, что ли?
— Я помню — Кириллович. Значит, отец Кирилл? А какой он был? Высокий?
— Среднего роста, — уклончиво ответила мать, продолжая заниматься своим делом — собирать стол к ужину, к моменту, когда вернется с работы Рыжий.
Артем волновался, хмурился, выбирая нужное слово. Теперь он редко видел маму вот так — с глазу на глаз. Многое, о чем хотелось ему узнать, при Рыжем спросить не удавалось, казалось делом не слишком уместным. Неловкими, не слишком умными казались Артему и собственные вопросы, какие хотелось бы задать. Раньше Артем с мамой, бывало, говаривали о том и о сем подолгу, как старые друзья, а теперь мама все больше общалась с Рыжим. И за ужином, и пока телевизор смотрели, и вечером, засыпая, Артем часто слышал глуховатый, настырный говорок отчима. Чтобы Артему не было слышно, о чем говорят, они не выключали телевизор, даже если передача была для них неинтересной, симфонический концерт, например.
— А сильный он был как мужчина?
— Что значит сильный? — с недоумением переспросила мать.
— Гантели он поднимал, как дядя Арнольд? Мускулы у него сильные были?
— Господи, — мать вздохнула. — Какие гантели? Мы с ним знакомы-то были, как пассажиры в вагоне.
— Что же, ты его совсем не помнишь? — не скрывая огорчения, спросил Артем. Он переживал, видя, что его вопросы неудобны для матери, но умолкнуть или перевести разговор на другое уже не мог. — Я на него похож?
— Глаза у тебя отцовские, — печально взглянув на Артема, сказала мать. — Маленький был, так казалось, глаза, как тарелки, на пол-лица, и язык у тебя, как у папаши, — вечный двигатель. Про все тебе надо знать. Я же тебе объясняла. Он нас бросил, уехал. Знать про тебя не хотел.
— Значит, он меня ни разу не видел?
— Нет.
— А почему тогда Арнольд к своему сыну ездил?
— Когда? — мать бросила на Артема полный тревоги взгляд. — Что ты все выдумываешь? За этот месяц он из дома-то без меня не выходил. Господи, как тяжело с вами, когда вы не взрослые и не дети.
— Я не выдумываю, — обиженно возразил Артем. — Он летом в поселок ездил. Прихожу, говорит, а сын в песочнице играет, и моторика у него хорошая.
— Какая еще моторика? — насторожилась мать, изучающе поглядывая Артему в глаза, пытаясь понять, фантазии все это мальчишеские или Арнольд и в самом деле сыну рассказывал о своей прежней семье — к слову пришлось?
— Ну, движения разные, физкультура у него хорошая, — путаясь в определениях, пояснил Артем. — Сын в песочнице играл, куличики строил, а Арнольд увидел его и понял, что тот особенный, не такой, как все. Красивый, наверное, по Дарвину развивается.
— И когда это было?
— Летом.
— Вот то-то и оно. Что-то ты у меня в куличики не играешь? Какая песочница, когда сын его в седьмой класс перешел?
— Как в седьмой? И сколько ему лет?
— Посчитай.
— И что же, Арнольд его с тех пор, как в песочнице?.. — волнуясь, вымолвил Артем и запнулся.
— Я почем знаю? Алименты, говорит, исправно шлет, и на том спасибо. Все вы, мужики, такие, эгоисты: лишь бы справить свой интерес. Ты вырастешь — такой же будешь.
— А что это — элементы?
— Да алименты, я говорю, деньги. Четверть зарплаты вычитают с мужиков за былые грехи.
— А отец нам деньги не высылает?
— Нет, какой же ты непонятливый. Он нас с тобой бросил — тринадцать лет ни ответа ни привета.
— А почему? Может, он адрес потерял?
— Господи, глупостей-то не говори. Почемучкой стал, как пятилетний ребенок. Что тебе отец-то сегодня дался? Вон тебе дед, фотография висит, если тебе примеры нужны. Участник войны, два ордена, пять медалей, если бы не раны, да пожил бы он еще годков десять, глупостей мне бы не насоветовал. Это мать меня надоумила, мол, хоть и без мужа, а рожай. Вот и родила я тебя на свою голову, только потом уж поняла, что никому я с прицепом-то не нужна. Мужики-то сами как дети, ищут, кто бы их нянчил да пыль с ушей стряхивал. Господи, за что все это на мои плечи свалилось?