Стулья заскрипели.
— Люди на стройку каждый день новые прибывают, — продолжал Ходжаев. — Познакомился с одним, смотришь — рядом уже десять незнакомых. Честно говоря, — положил он руку на грудь, — я и актив-то хорошо не знаю. Поэтому и попросил вас прийти сегодня, потом, думаю, сами будете заходить сюда, на огонек. Вот, кстати, я одну историю расскажу вам об огоньке.
Все переглянулись, не понимая куда клонит парторг.
Ходжаев закрыл глаза, потер лоб, будто вспоминая что-то, и начал тихим, чуть приглушенным голосом.
— ...В войну иззябшие в промокших насквозь лесах партизаны вошли в притаившуюся на опушке деревню. Она казалась вымершей — ни огонька, ни стука, ни голоса. Пошли по домам, чтобы отдохнуть, обогреться. Но обогреться было негде. В одном доме хозяйка сказала, что вся деревня вот уже сколько времени сидит без огня: ни у кого нет спичек.
Не оказалось спичек и у партизан. Вернее, спички были, но «лесные гости» не смогли уберечь их от непогоды. Отсырели спички. Тогда один из партизан пошел на улицу искать камень для кресала. Долго бил он железкой по камню, пытаясь зажечь вырванную из старенького одеяла вату. Товарищи стояли молча кругом, и их глаза заставляли его все бить, бить, не замечая кровоточащих пальцев. Наконец, искорка прыгнула на вату, все по очереди стали дуть на маленький беленький комочек, не давая умереть огоньку. Радостно засветилась давно нетопленная печка. А когда в ней появились головешки, партизаны понесли их по домам. Вскоре во всех домах запылали веселые огни. И все это от одной искры...
— Он сам, что ли, тесал огонь? — толкнул Григория сосед. — Или вычитал, услышал где?
— Какая разница! — отмахнулся Корсаков. — Разве в этом дело?
— Для чего я рассказал вам эту быль, товарищи? — повел взглядом по сидящим Ходжаев. — Только для того, чтобы напомнить, что может сделать одна искорка и как раздуть из нее большой огонь. Сколько таких хороших искорок вспыхивает вокруг нас. Но не заметим ее, не подуем вовремя — и погас огонек, который мог бы перерасти в большое пламя...
— А иногда, наоборот, очень сильно дуем, так, что ни искры, ни ваты не остается, — поднялся с места молодой парень в синей выцветшей спецовке. Комната сразу стала ниже, теснее...
— Садись, садись! А то за потолок ручаться не можем! — посыпались шуточки.
— Я за потолок не боюсь, — поддержал их Ходжаев, — строили наши люди, — значит, на «отлично»! Но думаю, что лучше, конечно, разговаривать сидя. К чему нам официальщина лишняя.
— Моя фамилия Джаббаров, я комсорг третьего стройуправления, — говоривший явно не знал, что делать ему со своими руками. Он то закидывал их за спинку стула, то осторожно укладывал на колени. Наконец сосед сдернул с него тюбетейку и сунул в руку. Джаббаров благодарно взглянул на него.
— Пулатов у вас командует? — пошел Ходжаев на выручку парню.
— Он! Он командует! Только, я думаю, плохо он командует! Какой он командир, — рванулись вперед руки, — если своих солдат не понимает? Вы говорите, раз наши строят — значит, отлично строят! Какой там отлично-прилично! Совсем плохо строим! Качество не годится!
— Так надо хорошо строить! Почему же вы строите плохо?
Григорий продолжал внимательно наблюдать за парторгом. Когда тот улыбался чему-то, брови у него ползли вверх, на лбу появлялась гармошка, в глазах выплясывали веселые огоньки.
— Тем более, сами видите, понимаете это.
— Мы видим, мы понимаем, — снова вскочил Джаббаров, — Пулатов не видит, не понимает!
Его со смехом потянули вниз.
— А вы подробнее расскажите, — попросил Ходжаев. Видимо, тон его успокаивающе подействовал на парня, рукам сразу нашлось место, голос зазвучал свободно, уверенно.
— В нашем управлении самая тяжелая болезнь — качество. Очень хороший лекарь нужен, чтобы вылечить! Почему качество? Может быть, не умеем строить, не хотим? Не хотели бы — не приехали сюда. Не умели бы — не кирпич клали, тачку туда-сюда катали. И заработок есть, а интереса нету! Какой интерес? Я хочу дом построить, цех построить, детский сад построить, чтоб потом смотреть и радоваться: вот он стоит, красивый какой. Я его строил! И другие ребята так хотят. А что Пулатов делает? Вчера я на обогатительной фабрике работал, сегодня ясли строил, завтра, наверное, на сернокислотный цех пошлет. А послезавтра что? Никто не знает что! Может, Пулатов пошлет кладовку для ишака класть?
Все засмеялись, Ходжаев даже уронил голову на руки.